Когда я проснулась на следующий день, как Дон застрелился, я думала, что за ночь поседела. Но нет, ничего подобного. Внешне всё осталось, как раньше. И я начала новую жизнь. До ноября 1990 года меня мучали угрызения совести, каждый день, каждый час. Я выяснила то, что Дон ревновал меня и подозревал в неверности ему, и что именно эти страхи, увеличиваясь в его голове с течением времени, и привели его к такому концу. Я казнила себя, мол, это моя вина, но не потому, что я была ему неверна, а потому, что я должна была понять, что его мучает, а поняв, найти способ избавить его от мучений. Но во время кризиса такие мысли не посещали меня, я была глупа в своей любви и гордости за любовь. Я просто предполагала, что он ЗНАЕТ, что я никогда ни при каких условиях не предам его и не разорву наш договор по жизни. Да, у меня есть некоторые проблемы с гордостью, поскольку я всегда старалась быть точной в этических вопросах. В общем, я был полностью слепа в распознавании болезни Дона.
Что приводило в смущение ещё больше, так это то, что каждый врач, каждый социальный работник, каждый наш друг, услышав про проблему – предлагали одно и то же: оставить Дона одного, а нам с Джимом жить вместе, не доводить дела до греха, т. с., либо до какого-то другого неблагоприятного исхода, потому что Дон, если уж что решил, то он сделает это так, чтобы это принесло пользу ему самому, а мы лишь крутимся рядом, да мешаем ему принять своё кардинальное решение по поводу своей же жизни. В ином случае мы лишь затягиваем разрешение неминуемого кризиса. Оглядываясь назад и вспоминая, я думаю, что, какая же я была дура, не могла сказать всем этим советчикам своё решительное «фи!», надо было просто остаться рядом с Доном, несмотря ни на что. И всё же, хотя я и пыталась всеми силами именно это и сделать, клятвенно обещая самой себе, что останусь с ним до конца, пусть он даже убьёт меня, моё тело не было согласно с таким стремлением: я проснулась однажды утром и обнаружила, что реальность перестала существовать. Начиная с марта, мой любимый Дон уверенно покатился вниз, ему становилось всё хуже и хуже, а быть рядом с ним в это время означало подвергаться нервному истощению. Очень скоро я дошла до точки. Дон много размышлял об источниках аллергий вокруг дома у озера, поэтому под то холоднющее Рождество с помощью фейерверков он сжёг вокруг все кусты. Сырость проникла даже под толстый ковёр, закрывавший стены в главном зале, из-за этого для нас с Доном (из-за аллергий) доступ в эту часть дома был зимой закрыт. Кстати, когда мы заехали в этот дом, то подвал был сухим, вернее так: там был насос и была налажена система откачки воды из него. А вот новый дом в Луисвилле оказался прекрасным, природа вокруг – изумительной, ангельски-чистой, мы с Джимом прямо влюбились в окружающую обстановку. Это была одна из последних задач, которые Дон выполнил на Земле, выбрал этот дом для жилья нас всех. Как обычно, он проделал фантастическую работу. Для меня всегда было честью отзываться на желания и приказы Дона, когда он был жив, и в этом доме тоже: и так продолжилось до тех пор, пока он не начал страдать и не закончил жизнь в этом доме. Доме, который он очень любил. Мы с Джимом тоже мгновенно полюбили это бунгало и скромный дворик рядом с ним, мы даже занялись и серьёзно садиком. Мы всё ещё работаем и для Дона тоже! Он всё ещё с нами, наш Дон.
Что бы мы ни делали – это является продолжением того, что он начал когда-то с неземным чутьём, острым умом и мудрой силой. Для меня же годы после Дона оказались тёмными в буквальном смысле, я провела их в переживаниях, думала о самоубийстве и порицала себя постоянно. Но всё же через этот катализатор я научилась любить себя, любить себя и заботиться о себе безо всяких попыток оправдаться или оправдать. Что было, то было. Так есть, и так будет. И это не какая-то уступка любви, а наоборот – прорыв в любви, точно так же, как и прорыв в мудрости, потому что человек учится любить свои же ошибки через наращивание своей собственной мудрости. И хотя я никогда не стану такой мудрой, как Дон, я постоянно ощущаю те дары, которые он оставил мне. Мой интеллект обладает теми достоинствами: настойчивостью и ясностью, которые, как я думаю, являются его подарками мне. Поэтому-то я рассматриваю свой оставшийся личный урок по жизни как продолжение того самого, что делал Дон и я ранее, любить и оставаться преданным своему выбору. Каждый день. Каждый час. Каждое мгновение. Я живу за себя и за Дона, потому что он умер и за меня тоже. Я чувствую, как опускается мир и спокойствие на мою судьбу, когда я ей благодарна.
Читать дальше