Александр Баранов - Сказителем и скальдом

Вперёд снегов и зимних гроз
На землю спрыгнет чёрный дрозд,
Он в клюве принесёт мороз —
И станет льдисто.

С лесами рядом мой порог,
И вёльва прочит Рагнарёг,
Но руки греет костерок,
Зажженный дисам.

А после – гости под окном,
Каких нигде не встретишь днём,
Глазницы их полны огнём,
И Йоль в начале,

Потом – сам Один впереди,
Охота дикая, гряди!
Душа шаманская в груди,
Расти ночами,

Взвивайся змеем до луны,
Гони по морю буруны
И, опьянившись, загляни
В глаза Мимира

Ты позабудешь мать, отца,
Лишишься своего лица,
Когда тебя окликнет царь
Иного мира.

Я пытался ребенком услышать молчание скал,
Прижимаясь к окну, ближе был к головам великанским.
И, глаза закрывая, внутри себя крылья искал
По утрам межсезонья, похожим на кельтские сказки.

Из туманов зовёт меня странствовать скрытый народ
По совсем непохожим на мёртвость асфальтную трактам,
Проходящий по ним человек никогда не умрёт,
Но и к близким своим никогда не вернётся обратно.

В дождевых очертаниях слышится шорох и шаг,
Купола на воде, разойдясь, открывают порталы.
Снова вечные сиды пируют в зелёных плащах,
Веселы, но смешливые взгляды из камня и стали.

И за дугами чаек летит ликования волн —
Опьянение юностью шлёт побережью Мананнан.
Слышу паруса гул или арфы серебряный звон —
Это здесь! Только плоскость окна между нами…

Но условна она, если вслух песни бардов пропеть,
То уже ничего не меняют раскрытые веки.
И ведёт меня память ступней по туманной тропе,
Где проходят друиды и скальды, дриады и цверги…

Свет гирлянд и фонарей
Разметали ветры буйные.
Стану лисом жить в норе,
Выходя по полнолуниям.
В остальное – голодать,
Изнуряя дух аскезами,
И в густые холода
Постигать, где Бог, где кесари,
Что есть смерть, и черт, и Спас,
Как они меняют модусы? —
Только бы не засыпать,
Коченея в полном лотосе.
В теле новом я проснусь,
С тем же роком – старый заговор.
Мой отец, вселенский Нус,
Путь к тебе всегда – зигзагами?

По контурам платанов и акаций
Срастаются сегодня листья туч;
Поэзия – коса мистификаций,
Её сплетают птицы налету,
Но пальцы наших рук не расплетут
Ещё дочеловеческих узоров,
Не знающих, ни истины, ни лжи.
На мировых плечах коса лежит
И очищается сама от сора.

А рядом из картона на клею
Ребёнок сделал сотни аппликаций,
Здесь мы, 3D-фигурки, отвлекаться
На плоскость любим, любим колею,
И заводить в нее своих детей —
В границы из нехитрых декораций,
Чтобы всегда за поручни держаться,
Идя на ощупь в долгой темноте.

Но, может быть, поэзия – геном
Богов, и образ клеточных сплетений,
Ей Анимус взбирается из тени
Глубин океанических огнём,
Тогда сплетения небесных рощ
Единые с руками тел древесных,
И что-то древнее, в груди воскреснув,
Мне обещает: «знай, ты не умрёшь».

Беззвучье…и с ветви сосновой вспорхнула сова,
Свет полной луны разливался по бьющимся крыльям.
Мне снова в молчанье глубокое чувство родства
Со всем, наполняемым жизнью, пространство открыло.

Звучание речки далёкой слышнее теперь,
Жаль, ноты воды человеку всё меньше понятны.
И ходят по ней, но не могут пройти по тропе,
Наяды, способные слышать стихии сонаты.

От ветра задвигались кроны и пламени стан,
Он в небо взвивался, ты, Агни суров и прекрасен,
И голос деревьев вокруг продолжал нарастать,
Пока не послышался в нём сам Космический Ясень.

Архаикой полночи полнится лес октября,
Всё новые лица рисует игра светотени,
И, кажется, что продолжают неявный обряд
Движенья неспящих животных, и птиц, и растений.

Наверное, прошлого нет, круг времён неделим —
Эпохи далекие так проникают друг в друга,
Что, может быть, если однажды мы здесь родились —
То сразу на нескольких точках спирального круга.

В безвременье, в пору, когда правил судьбами рок,
От пролитой крови когда небеса багровели,
Ты род, потерявший основы свои, уберёг
От гибели варварской и от невежества, Велес!