Мария Савельева - Идеальное зеркало

«Ну откуда это берётся?!» – отчаялась я в своём сознании.

– Что ты любишь ещё, кроме купания?

– Ничего в особенности. Меня водили на рисование, но там все смеялись надо мной, что я вижу предметы не такими какие они есть на самом деле. Если нас просили нарисовать чудо-дерево, то я его украшала всякими игрушками, сапогами, подарками и другими чудесами, а дети не хотели рисовать там ничего кроме яблок или желудей. Учитель сказала, что у меня неправильный рисунок. Кажется, тогда я поняла, что со мной что-то не так, а ещё то, что мне грустно быть не такой как все, потому что это приносит чувство одиночества.

Я любила дни застолья. К нам приходили какие-то гости, не вижу их лиц, они все взрослые. Меня усаживали за общий стол, клали под попу книги, и я вкусно ела. А когда все немного расслаблялись, то я могла экспериментировать с напитками: сливать понемногу из всех бокалов в один, добавлять что-то оригинальное (чеснок, масло) и подавать всё это деду. Он пил всё подряд. Не оценил только сливочное масло в водке. Весело было.

– Какие у тебя отношения с родными? – снова голос в голове, и я уже рассматриваю образ бабушки и мамы, тот самый колючий свитер деда.

– Хорошие. Я не знаю других, честно сказать. Это же мои родные. Основную часть времени я провожу с бабушкой, она играет со мной: мы ползаем на коленках по полу, лежим на кровати и изображаем езду на велосипеде, читаем книгу со стихами, я её уже всю выучила, так она мне нравилась. В шесть часов приходил дед и игры прекращались, нельзя было шуметь, иначе дед свирепел. Мама приходила поздно, она много работала и по утрам мне было очень тяжело её отпускать, я плакала. По выходным мама долго спала. Помню, что я боялась её расстроить, потому что в этом состоянии она очень сильно кричала на меня, и я снова плакала. Но когда мама была в хорошем настроении, мы ходили в путешествия, гуляли по Москве, она рассказывала мне истории, кучу разных историй, кажется, она их на ходу придумывала, но они были очень интересными.

– Ты помнишь эти истории?

– Были страшные, про каменные замки грозовой ночью и путников, заблудившихся в лесу, ещё была про женщину, которая развелась с мужем и что-то там с ней произошло, были рассказы про волшебных гномов, которые живут на детских площадках и в лесу. Ой, а когда мы приходили гулять в Кузьминский парк, то там вообще были самые крутые истории, про гусей-лебедей, царевен всяких. Потрясающе было!

– Кто твой самый близкий человек?

– Конечно мама.

– Я думала ты её побаиваешься.

– Да. Но она мой герой. У меня не было отца, даже намека на него. Так что мама стала средоточием любви как в глубоком детстве, так и в подростковом возрасте. Любовь была немного «по краю»: если мама гневалась, то было очень плохо. Она прямо буйствовала. И я от этого страдала страшно. Как я сейчас понимаю, я просто была весьма впечатлительным ребёнком и не могла перед ней защититься, она же моя мама. Так и не научилась защищаться, наверное, вообще ни от кого.

«Зачем я это ей говорю?! – мысленно моя голова уже давно колотилась об стол, – Замолчи, замолчи, замолчи! А то она узнает и про Неё…»

– Но всё же ты её любила больше всех.

– Да.

– А в школе? Неужели не нашла никого похожего на тебя?

– Нет. В школе всё стало хуже. Там все были одинаковые и у меня всегда было ощущение, что они знают что-то, чего не знаю я. Какие-то свои игры, свои обычаи, сразу сложившиеся стайки девчонок (видимо, они в сад ходили вместе), в которые я, конечно, была не вхожа. Мама не ходила на родительские собрания, не успевала, поэтому у меня был не тот конструктор, с которым занимались все в классе на уроках труда, не та форма для физкультуры, тетради не того формата, что приняты. Конечно, все меня считали придурковатой, изгоем. Тогда я решила начать притворяться, что у меня что-то болит. Симулировала головную боль, даже аритмию. Так что бабушка переживала неслабо, думала, что я такой невротик. Поэтому первый класс я практически весь просидела дома. Меня это вполне устраивало. А дальше научилась притворяться, что понимаю о чем речь или что мне интересно, поэтому уже кое с кем начала общаться. А точнее, со всеми сразу и ни с кем в особенности. Так я, кажется, и срослась с идеей того, что моя истина никому не нужна. Превратилась в такую…

– Давай без оценок. Чем ты занималась? – Софи легко перелистнула и эту страницу.

Передо мной полетели картинки воспоминаний о занятиях и увлечениях. Венец живо помогал мне визуализировать даже намёки, дуновения каких-то событий. Любая крошечная деталь становилась яркой, как только я слегка прикасалась к ней в моей памяти.