Н. Фишер - Регрессия. Исповедь колдуна

Со мной не здоровались, не вставали в пару, не жали руку, не выбирали в напарники на физкультуре. И только Маша, та самая Маша, что чуть не отправилась по моей милости в окно, упорно продолжала со мной здороваться, правда, больше она не произносила ни слова. Но и этого тихого «Привет!» мне хватало, чтобы не бросить школу и не убежать куда глаза глядят.

Конечно, инцидент на новогоднем празднике не прошел мимо директора – мама Маши настаивала на моем исключении, и решать вопрос пришлось в высшей инстанции небольшой сельской школы.

Мама, стоя бок о бок с мамой Маши напротив директорского стола и заложив руки за спину, сверлила глазами пол, готовая принять удар на себя. Сама, так и не пострадавшая Маша уже сидела в кресле в несколько раз больше ее самой, прямо перед директором. Она казалось маленькой, беззащитной и какой-то юродивой, несмотря на все учебные заслуги и таланты, которые срывающимся голосом перечисляла ее мама.

Стоило мне появиться на пороге директорского кабинета, как обсуждение стихло. Екатерина Петровна, грузная бесформенная женщина, расплывшаяся по креслу, сложила пухлые руки на массивном столе и жестом предложила мне занять соседнее с Машей кресло. Ее жабьи навыкате глаза были ярко накрашены голубым. И от одного вида директрисы меня бросало в дрожь, будто она может раздавить человека двумя пальцами. Как бы учитель ни убеждал меня, что мне по зубам абсолютно любой человек, бояться взрослых семилетний мальчик не от мира сего не переставал.

– Что ж, Игорь Беркут, верно? – директриса посмотрела на меня так, словно понятия не имела, кто я такой. Я взглянул через плечо на маму и кивнул.

– Ты приказал Игнатовой Маше залезть на подоконник? – продолжила она, и я снова кивнул. – Почему она тебя послушала?

– Не знаю, – развел я руками. – Правда, не знаю. Спросите у нее.

Учитель внутри меня хохотнул, оценив мою самодеятельность, а мама Маши залилась криком:

– Да как он смеет! Он чуть не покалечил мою девочку! А теперь еще и дерзит! Екатерина Петровна, вы должны разобраться!

– Я разберусь, не сомневайтесь, – холодно проговорила директриса, уставшая от пронзительного визга, и обратилась к Маше, на глазах которой заблестели слезы, стоило ее маме вновь пуститься в крик. – Маша, почему ты его послушала?

– Я не помню, – честно призналась девочка. – Я увидела, что Игорь идет ко мне, а потом опомнилась, только когда меня снимали с подоконника. Я не помню, что было между.

– Интересно, – протянула Екатерина Петровна. – До меня дошли слухи, что одноклассники рассердились на Игоря за такую выходку. Что скажешь ты?

– Я не хочу, чтобы его выгоняли, – пролепетала Маша. – Мне кажется, он не хотел меня обидеть. Это вышло случайно, и я все равно ничего не помню. Мне кажется, нечестно его выгонять.

– Что ж, – директриса взглянула на Машину маму, сжимавшую плечо дочки, – вы вырастили справедливую и великодушную дочь. – Она повернулась к моей маме. – А вы лучше следите за сыном и побольше втолковывайте ему, что хорошо, а что плохо. Все понятно?

– И это все? – завопила недовольная мать потерпевшей. – Никаких исправительных работ? Никаких наказаний?

– Предлагаете сослать восьмилетнего мальчика на каторгу? – усмехнулась директриса. – Вы свободны, предупреждение я вынесла. Но если сама Маша не имеет к Игорю претензий, не вижу смысла изобретать что-то за нее. Поверьте, дети решают конфликты не хуже нашего, если их не науськивать и не мешать.

Я дернулся, желая поскорее покинуть душный кабинет, оклеенный давящими бордовыми обоями. Но директриса жестом осадила и меня, и маму, последовавшую моему примеру.

– Леночка, сядьте, – проговорила Екатерина Петровна гораздо мягче, и мама послушно заняла освободившееся кресло. – Леночка, вы мне крайне симпатичны. Вы – хорошая ответственная учительница, дети вас любят, но слухи ползут слишком быстро.

– Что вы имеете в виду? – Мамин голос дрогнул.

– Пока ничего. Но если что-то подобное повторится, тень злоключений вашего сына ляжет и на вас. И тогда я буду вынуждена не только его исключить, но и уволить вас. Вы понимаете это?

– Но Игорь не виноват! Это… это…

– Леночка, ваш сын… Прости, Игорь, но это так, – она покосилась на меня, – не совсем обычный ребенок, это видно невооруженным глазом. Есть в нем что-то недетское, и сверстники всегда это чуют. Что за гипноз он применил к девочке, я не знаю, но советую вам обратиться к хорошему неврологу. Я дам вам адрес врача в Москве, это мой дальний родственник. Он вас проконсультирует и, возможно, найдет какой-то выход. Обещайте съездить к нему. – Директриса протянула маме заранее заготовленную бумажку, и та кивнула в ответ.