Владимир Коваленко - Шишки жизни, как убрать

– Я вам приготовила борщ, есть гуляш, пюре, котлеты. Вот Лена салат настругала, а ты перебил аппетит у ребенка. Мы тебе постоянно говорим, что надо ей питаться дома, а не на улице. Зачем ты так поступаешь?

Скандал был неминуем. Иногда слова и та энергетика, которую они несут, переполняют чашу терпения, и даже самый добрый и относительно спокойный человек, который не любит ругаться и всегда старается идти на компромисс, может взорваться и ответить. Андрей чувствовал: сейчас или никогда он должен показать этим женщинам, кто здесь хозяин. И на компромисс идти было поздно, или он просто не хотел, или не знал другого более эффективного способа.

– Я поступаю так, как считаю нужным, – в горле предательски пересохло. Повисла пауза.

– А мы, по-твоему, не знаем ничего? – как-то неестественно громко взвизгнула теща.

– Андрей, опять ты… – на выдохе произнесла жена, закатывая глаза и опираясь правой рукой на столешницу.

«Опять играет сцену…», – пронеслось в голове Андрея. Краем глаза он увидел, что дочь плотнее прикрыла дверь в свою комнату. Началось.

Жена на одном дыхании выпалила, все так же прикрывая глаза и мелко вздрагивая:

– Ты все время пропадаешь на работе, не отвечаешь на мои сообщения, звонки, не прислушиваешься к нашим советам, ты как будто в своем мире витаешь. И вот мы просим тебя два раза в неделю забирать Леночку из студии, и ты даже это не в силах сделать.... опять эти слова.... Опять ты своевольно себя ведешь, непростительно, – она внезапно сорвалась на фальцет, но пока не зарыдала, а это ожидалось.

Андрея от такого града совершенно незаслуженных обвинений всего передернуло: «Должен, должен, должен… И вновь я… я… я…»

Теща пока не вмешивалась, посматривая то на него, то на дочь испытывающим взглядом и недовольно хмурясь. Тем временем Маша, продолжая все больше себя накручивать, говорила:

– У меня на работе и так каждый день завал, а на тебя совершенно ни в чем нельзя положиться. Уже больше нет сил, – на ее глаза навернулись слезы.

Маша требовательно взглянула на мать. Теща вся напряглась и изготовилась к решительному «броску».

– Мама… ну что же вы молчите! – заплакала наконец.

«Запрещенный прием», – печально подумал Андрей, но ничего поделать он не мог. Почти всегда все скандалы завершались именно так, особенно при участии «многоуважаемой» Елизаветы Михайловны. Жена причитала, обвиняла его, не давая и слова в оправдание вымолвить, потом обращалась к матери, начинала плакать, а после…

– Какой мужик мелкий сейчас пошел, – сурово тут же, как по команде, выдала свое коронное теща. – Не опора в семье, а только обуза. И опять Машенька плачет, опять у Леночки уроки не учены, а уже поздно, и скоро ночь на дворе. Но что же, я… не буду я вмешиваться, но ты, Андрей, думай, что делаешь!

Она досадливо всплеснула руками и с притворным желанием не вмешиваться попятилась, но очень медленно к выходу их кухни. Тем не менее Андрей знал, что она жаждет продолжения и скажи еще хоть кто-то из них хоть одно слово – скандал непременно затянется. Но в этот раз кроме чувства вины никаких травм ему нанесено не было. Андрею то ли от усталости, то ли от досады не хотелось ничего говорить, а Маша, внезапно судорожно всхлипнув, со всех ног выскользнула из кухни, даже чуть потеснив мать. Произошедшее остановило «фурию» и заставило действительно засобираться наконец домой. Но она не преминула, застегивая пальто, ужалить напоследок:

– Все семьи как семьи, живут душа в душу… Ах, а ваша… не ожидала я, что ваша – кто в лес, кто по дрова, каждый сам по себе.

Андрей так и застыл в недоумении, не зная, что ответить. Злость закипала в нем, и он ничего лучше не нашел, как сказать:

– Шли бы вы лучше отдохнуть, мама.

И, конечно же, эта фраза была ошибкой. Елизавета Михайловн, театрально вздохнула: «Ах!». И, громко хлопнув дверью, удалилась. Теперь еще несколько дней не будет с ним разговаривать, но приходить, конечно, будет.

В квартире стало тихо. Он стоял посреди коридора, вслушиваясь в эту тишину. Время как будто бы остановилось. Так прошло несколько минут, прежде чем к Андрею вновь вернулось самообладание и осознание, что необходимо как-то закончить этот день и наконец обрубить клубок проблем.

Не спеша проследовав в ванну, он разделся и встал на холодных пластик ванной, задвинул шторку и включил воду. Она была холодной, и Андрей то и дело вздрагивал, но менять температуру не было желания, расслабляться он не хотел. Напротив, холодный душ возвращал его к действительности. И когда он снова оделся, вышел из ванной, проследовал на свое обычное место, в кресло на балконе, выходящем из кухни, все произошедшее за день пронеслось в голове. Утомительное совещание, ужин с дочкой, разговор с другом, перепалка с женой и тещей, обидные слова, сказанные в ходе ссоры, его обычные усталость, гнев и бессилие.