Чику Шавьер - Наш Дом

– Только завтра я смогу с уверенностью поставить диагноз, поскольку пневмония проявляет серьезные осложнения в силу гипертонии. Полного ухода недостаточно. Доктор Эрнесто нуждается в соблюдении абсолютного покоя.

Кем был этот Доктор Эрнесто? Я терялся в море догадок и вопросов, когда услышал, как моя жена обеспокоенно спросила:

– Доктор, умоляю, спасите его! Я умоляю Вас! Ох! Я не вынесу второго вдовства!

Селия плакала, проявляя огромную обеспокоенность.

Удар молнии причинил бы мне меньше боли. Другой мужчина стал хозяином моего дома. Моя жена забыла меня. Этот дом больше не принадлежит мне. Стоило ждать столько времени, чтобы испытать такие разочарования. Я вбежал в свою комнату, проверяя, на месте ли мебель в спальне.

На кровати лежал взрослый мужчина, явно находящийся в плохом состоянии здоровья. Рядом с ним находились три черные фигуры, то исчезая, то появляясь вновь, стараясь ухудшить его положение.

Внезапно на меня охватил порыв ненависти к этому незнакомцу, но я уже не был тем человеком, которым был ранее. Благодаря Господу, я познал уроки любви, братства и прощения. Я убедился, что больной был окружен низшими сущностями, предающимися злу, но не мог сразу помочь ему.

Я чувствовал себя разочарованным и подавленным, видя, как Селия несколько раз входила и выходила из комнаты, гладя на больного с такой нежностью, которую раньше посвящала мне, и после нескольких часов горьких размышлений, я, шатаясь, вернулся в столовую, где встретил беседующих дочерей. Меня ожидал сюрприз. Старшая уже была замужем, в руках у нее был малыш. А мой сын? Где же он?

Селия проинструктировала должным образом пожилую медсестру и, успокоившись, вернулась к разговору с дочерьми.

– Я пришла, чтобы увидеть их не только для того чтобы узнать новости от Доктора Эрнесто, – воскликнула старшая, – но и потому что сегодня меня мучает особая тоска по папе. С раннего утра, сама не знаю почему, я все думаю о нем. Я не знаю, как это объяснить...

Она не смогла закончить. Обильные слезы потекли из ее глаз.

Селия, с удивлением для меня, властно обратилась к дочери:

– Ну хватит! Только этого нам не хватало! Я и так удручена, а должна терпеть еще и твои истерики. Какая же это тяжесть, дочь моя? Я уже окончательно запретила любой упоминания о твоем отце в этом доме. Разве ты не знаешь, как это не нравится Эрнесто? Я уже продала все, что могло бы напомнить мне здесь о мертвом прошлом, я даже изменила внешний вид стен, неужели ты не можешь мне в этом помочь?

Младшая дочь перебила, добавив:

– С тех пор, как бедная сестра начала интересоваться проклятым Спиритуализмом, она живет с этими глупостями в голове. Где ты набралась этой чепухи? Истории, в которых умершие возвращаются, – предел абсурда.

Другая хоть и продолжала плакать, с трудом произнесла:

– Я не говорю о религиозных убеждениях. Неужели это преступление чувствовать ностальгию по папе? Возможно, вы не любите, и у вас нет чувств? Если бы папа был с нами, его единственный сын не вытворял бы здесь такие безумства.

– Ладно! Ладно! – ответила рассерженная и нервозная Селия. – Судьба человека – от Господа. Не забывай о том, что Андрэ мертв. Не приходи ко мне с жалобами и слезами из-за невосполнимого прошлого.

Я приблизился к своей плачущей дочери, стремясь высушить ее слезы, шепча ей слова смелости и утешения, которые она не услышала, но почувствовала в виде ободряющих мыслей.

В конце концов, я предстал перед лицом новых обстоятельств! Я понял сейчас причину, по которой мои истинные друзья так долго откладывали мое возвращение в земной дом.

Тревоги и разочарования следовали всем скопом. Мой дом казался мне в этот момент просто домом, который полностью изменили воры и черви. Не осталось ни имущества, ни титулов, ни привязанностей! Только дочь, стоящая на страже моей старой и искренней любви.

Даже долгие годы страдания в Преддверии не были причиной столь горьких слез.

Прошла ночь, и вернулся день, а я находился во все той же растерянности, слыша суждения и становясь свидетелем отношений, о которых никогда не мог бы и подозревать.

Вечером пришел Кларенсио, предлагая мне свой дружеский, сердечный и искренний совет. Воспринимая мою удрученность, он заботливо сказал мне:

– Я понимаю Ваше огорчение, и я рад быть свидетелем Вашего испытания. У меня нет новых советов. Любой совет с моей стороны был бы несвоевременным. Только лишь говорю Вам, дорогой мой, что не могу забыть наставление Иисуса, любить всем сердцем и всей душой Бога и ближнего как самого себя. Данное наставление всегда производит истинные чудеса в нас самих, давая нам счастье и понимание на нашем жизненном пути.