Ю. Зарницын - Знающий да разумеет

В этот момент к станции подошел скорый поезд. Его оглушительный гудок на стрелках, его короткий раздраженно-повелительный свист прервали рассуждения незнакомца. Когда поезд остановился, пассажиры разошлись, и было слышно лишь приглушенное гудение локомотива. Человек хотел возобновить свою речь, но я прервал его.

«Господин человек, — сказал я ему, — вот только что прибыл скорый поезд, разве это ничего не говорит вам в связи с темой нашего разговора? Разве вы не поняли его ответ? Хотите, чтобы этот ответ повторил я, его скромный переводчик? Ведь я умею переводить с языка поездов, как, впрочем, и с языков многих других предметов. Еще несколько минут тому назад этот поезд мчался со средней скоростью восемьдесят километров в час; этот ярко освещенный маленький тесный мирок оставлял позади себя безлюдную туманную местность. Но вот он внезапно остановился, обитатели этого маленького города поспешно исчезли, а машинист устало вытер лоб. Колеса лениво отдыхают на рельсах, а пустые темные вагоны тоскуют по болтовне пассажиров и по их разноцветным чемоданам. Так заканчивается поездка по железной дороге. Но оставим в покое поезд и вернемся к людям. В данный момент меня занимает одна абсурдная вещь, и я расскажу ее вам, господин человек, расскажу, потому что здесь нет толпы, которая могла бы меня услышать. Если бы здесь были те, кого я уважаю, то я бы им сказал: «Люди, вообразите себе нечто невозможное, безумное, ужасное и неслыханное. Представьте себе на миг, что все предметы застыли бы на том месте, где они находятся, что все люди стали бы неподвижными, как статуи, причем они замерли бы именно в тех позах, в которых их застала неподвижность. Все, что двигалось, сразу бы остановилось, и они могли бы вспоминать и о том, что они делали или сделали со дня своего рождения, или размышлять над тем, что могли бы сделать до конца своей жизни. Представьте себе: какое отчаяние воцарилось бы среди скорбного молчания этого внезапно остановившегося мира.

Не знаю, хватит ли у вас мужества вообразить себе все то жуткое и ужасное, что могло бы тогда случиться. Постарайтесь, пусть на короткое мгновение, увидеть всех этих людей неподвижными, несмотря на то, что все их внимание сосредоточено на работе, а сами они переполнены чувствами, снедаемы грязными страстями или обуреваемы плотскими вожделениями. Взгляните в этот момент на них, рассеянных по всему миру и как бы застигнутых врасплох катастрофой, которая превратила их в мыслящий тростник, в застывшие в отчаянии статуи. Посмотрите, как отвратительны, смешны, неуклюжи и нелепы их позы. Вот человек, погруженный в крепкий сон, с полуоткрытым ртом, похожий на труп пьяницы, вот мужчина, застигнутый в любовной страсти, словно задыхающийся зверь, он распростерся над женщиной, которая закрыла глаза, вот вор, крадущий в темноте, с бегающими глазками и фонарем, которому уже не суждено погаснуть. вот судья в черной мантии, оглашающий приговор со своего высокого кресла, вот нищий, который роется на городской свалке в поисках пропитания, вот женщина с напудренным и немного скошенным в сторону лицом, хихикающая от предвкушения предстоящего наслаждения, вот продавец своих собственных костлявых рук, взметнувший ими, чтобы продать их на десять сантимов дороже, вот трудяга крестьянин с кнутом в руке, вытянутым в сторону буйволов, вот красноречивый оратор, застигнутый в вежливой полуулыбке, вот часовой с примкнутым штыком у закрытой двери, вот убийца, колдующий над своими ядами на чердаке, вот утомленный рабочий, склонившийся над огромной машиной, а вот ученый, который не может оторвать свой усталый взгляд от микроскопа, под которым прервали свою пляску невидимые чудовища…

Вообразите теперь, если у вас осталась хоть капля сострадания, мысли всех этих людей, приговоренных в этот самый миг на переживание собственной смерти. Верите ли вы, что найдется хотя бы один, понимаете, один — единственный человек, кто был бы доволен именно этим мгновением, когда судьба обрекла его на неподвижность? Верите ли вы, что по крайней мере для одного человека этот момент был бы прекрасным моментом Фауста, который он хотел бы навечно запечатлеть, остановить, задержать? Вы ведь так не думаете и не можете думать!

Господин человек (который находится рядом со мной) высказал великую и бесспорную истину! Люди думают о будущем, живут ради будущего, постоянно посвящают все свои сегодня своим завтра, которые только должны наступить. Каждый человек живет лишь ради того, что он ожидает и на что надеется. Вся его жизнь построена таким образом, что каждое мгновение имеет для него ценность лишь постольку, поскольку он знает, что данное мгновение готовит следующее: каждый час готовит другой, идущий ему на смену, каждый день сменяется другим днем. Вся жизнь соткана из мечтаний, идеалов, проектов, надежд, все его настоящее соткано из мыслей о будущем. Все, что присутствует в настоящем, кажется нам низким, мелким, недостаточным, несовершенным, и мы утешаем себя мыслью о том, что все настоящее есть не что иное, как предисловие, долгий и скучный пролог к прекрасной сказке будущего. Все люди, ведомо им это или нет, живут именно данной верой. Если бы им сказали, что через час они должны умереть, то все, что они делают или сделали, не имело бы для них никакого удовольствия, никакого желания, никакой ценности. Без зеркала будущего реальность настоящего выглядела бы мелкой, серой, незначительной. Без дня завтрашнего, заставляющего ждать предвкушения мести, победы, возвышения, восхождения, покорения, покоя, люди не захотели бы жить. Без сладостного аромата дня завтрашнего люди не согласились бы вкушать черствый хлеб дня сегодняшнего. Подумайте об этих внезапно застывших людях, которые уже не могут действовать, но еще могут мыслить. Подумайте об этих людях, об этих узниках, заточенных в вечное сегодня, но обладающих свободой сознания. Что они должны думать? Какие же страдания должны сжигать их сердца, терзать их души! Неподвижно застывшие в своих стыдливых или злодейских, печальных или глупых позах, лишенные надежды, мечты и блаженства стремлений, с подрезанными крыльями, с закованными в кандалы руками и ногами, подобно огромной толпе микельанджеловских рабов, связанных цепями своей мелкой и пошлой жизни, которую они терпят в надежде на более возвышенную и прекрасную жизнь, эти каторжники, осужденные на вечное бездействие, охваченные неизбывной тоской, вынуждены признать всю абсурдность предшествующей жизни. Они думают, что возложили все свое настоящее на алтарь будущего, которое в свою очередь превратится в настоящее, а затем будет принесено в жертву другому будущему, и так до самого последнего настоящего, до самой смерти. Вся ценность дня сегодняшнего заключена в дне завтрашнем, а день завтрашний ценится лишь ради дня послезавтрашнего, пока не наступит последнее сегодня, окончательное сегодня, и вся жизнь пройдет в ожидании со дня на день, с минуты на минуту, того, что никогда не наступит. И люди откроют для себя эту ужасную истину о том, что будущее как будущее не существует, что будущее есть лишь моя иллюзия, творение настоящего и что терпеть эту беспокойную, печальную и горестную жизнь во имя будущего, которое каждый день отдаляется и убегает, есть гораздо большая глупость, чем сама эта глупейшая жизнь.