Но не восторг моих солдат и не слава того, кто «развязал» Гордиев узел, были целью моего похода в Персию. Я пришел туда для того, чтобы завоевать персидский трон, и для этого я должен был встретиться с Дарием лицом к лицу.
Наша первая встреча состоялась осенью в битве при Иссе. Когда она началась, силы были равными, но ярость моих атак и решимость победить обратили в бегство персидского царя и его генералов. Вскоре ряды его войск были разбиты, кавалерия уничтожена, а подавляющее большинство воинов убито или захвачено в плен. Снова я заставил Буцефала перепрыгнуть через тела повергнутых врагов и устремиться к колеснице, где я предполагал найти Дария. Но персидский царь, заметив, что я приближаюсь к нему, и увидев свою смерть в моих глазах, выскочил из царской колесницы, пересел в другую, меньших размеров, и моментально унесся прочь. Я преследовал его несколько миль, но он исчез во тьме ночи.
Бегство Дария привело к полной деморализации остатков его войск, которые сразу же покорились мне. Сопровождаемый Клитом и Гефастом на поле битвы, я подобрал накидку и щит Дария и направился к царским шатрам, где, как я знал, находилась его семья.
Когда его мать и жена увидели меня входящим с накидкой и щитом Дария в руках, они решили, что он погиб. С воплями они бросились мне в ноги, моля пощадить их и дочерей Дария. Я всегда был галантен с женщинами и строго запрещал своим солдатам заниматься насилием в захваченных городах. Я поднял обеих женщин и уверил их, что им незачем бояться меня и что я буду обращаться с ними как с царской семьей. И хотя по праву победителя я мог взять себе жену Дария, я ни разу не прикоснулся к ней. Его мать стала одним из моих преданных друзей. Джеремия позже сказал мне, что после моей смерти она отвернулась лицом к стене и отказалась говорить и есть, пока не умерла.
Но Дарий все еще был на свободе, и поэтому я не мог претендовать ни на его трон, ни на его корону. Зная об обширности его империи и богатстве земель, которые он контролировал, я решил продолжить преследование. Но прежде я должен был убедиться, что моему собственному трону в Македонии не грозит опасность. Для этого я начал атаку на Тир, крупный укрепленный город в Финикии, который был главным центром торговли в Средиземноморье. Если я захвачу Тир, то смогу контролировать все Средиземноморское побережье и, соответственно, отражать любые атаки на Грецию.
Я начал подступаться к Тиру, пуская в ход дипломатические приемы. Я отправил эмиссаров мира к командующему их гарнизона, предлагая им присоединиться ко мне, избежав таким образом кровопролития. Но руководители Тира были уверены, что стены их города неприступны. Их ответом мне было убийство моих эмиссаров, чьи тела они вышвырнули за крепостной вал.
Я понял их ответ и приготовился к сражению. Чтобы пробить городские стены, мне нужны были катапульты и стенобитные орудия, но фундамент стен уходил глубоко в воду, а использование катапульт требовало твердой почвы.
Это явное осложнение не поколебало мою решимость завоевать Тир. Если требуется твердое основание для катапульт, то я создам это твердое основание. Я незамедлительно созвал генералов и сообщил им свой план. Мы должны были построить дорогу через воды, с которой и будем атаковать Тир. Этот претенциозный и трудный план сразу же начали претворять в жизнь. Возведение дороги заняло шесть месяцев, в течение которых мои войска выдерживали с несгибаемой стойкостью постоянный град камней и других метательных снарядов, сбрасываемых на них финикийцами, которые хорошо понимали, что означает эта дорога.
В тот самый день, когда строительство дороги было завершено, мы установили катапульты и, используя стенобитные орудия, быстро завоевали гордую царицу Средиземноморья. То, чего Навуходоносор, великий вавилонский царь, не сумел осуществить в свое время, достиг я при помощи упорства и сообразительности. Берег Средиземного моря стал моим. Я исполнил мечту своего отца.
Когда Дарий, который все еще прятался, услышал об этом новом триумфе, он сразу же написал мне послание, предлагая взять западную часть его империи, десять тысяч талантов и руку одной из его дочерей. Джеремия позже сказал мне, что если бы я принял это предложение, то в Персии закрепилась бы эллинская культура. Но послание Дария вызвало у меня лишь смех, и я презрительно отверг его.
Между тем я действительно распространял искусство, философию и великую культуру моей родной земли в остальных регионах древнего мира, откуда затем это проникло в Рим и в другие страны мира.
Читать дальше