Максим Толмачёв - Урга и Унгерн

Разбудили меня не лучи солнца, проникавшие в помещение через просветы в маленьких оконцах-бойницах под самым потолком, а чей-то сапог, бесцеремонно наступивший каблуком на кисть моей руки, которая еще не успела толком зажить. От неожиданности я попытался вскочить и тут же ударился затылком о нары.

– Што, паря, у казаков обычай таков – где пролез, там и спать ложись?

Сверху на меня взирал, улыбаясь, жилистый бородач, который, очевидно, и наступил мне на руку. Его громкая реплика вызвала гогот нескольких человек, которых снизу мне видно не было. Мужик был крепкий и рослый, свою огромную пятерню погрузил в густую бороду, пытаясь, видимо, добраться до подбородка, чтобы его почесать. Видно было, что мне на руку он наступил случайно, проходя куда-то по своей нужде, а теперь стоял, с интересом разглядывая меня сверху.

Я начал выползать из-под нар, что оказалось не самым простым делом. Народу на полу лежало множество, нары все тоже были забиты до отказа, стены помещения стали мокрыми от испарений множества людей, – непонятно, как в такой сутолоке можно было вообще передвигаться. Встав наконец на ноги, я оказался перед бородачом. Он был кряжистым, но уж точно не высоким, на голову ниже меня. Продолжая улыбаться и накручивая бороду на пальцы левой руки, правой он мимоходом похлопал меня по карманам, в которых, сказать по правде, давненько уже было пусто.

– С такой хабары как с яиц навару… – Потеряв ко мне интерес, он пошел дальше, перешагивая через спящих, отвешивая шутки и пинки, а я наконец-то мог оглядеться по сторонам.

Картина предстала мрачноватая, но с учетом всех обстоятельств не смертельная. Я оказался недалеко от входной двери. Дверь сколочена из деревянных брусьев, подогнанных друг к другу не очень плотно, помещение большое, потолок низкий – если вытянуть руки вверх и привстать на цыпочки, можно было коснуться его пальцами. Дверной проем в противоположной от входа части вел в соседнее помещение. Судя по беглому взгляду, народу там было не меньше. Пространство между нарами к этому часу стало освобождаться от спящих. Некоторые узники сидели прямо на земляном полу, поджав под себя ноги, другие расселись по нарам, часть народа собиралась у входной двери стайками. Вели разговоры и мочились в цинковый чан. Мне тоже не мешало бы справить малую нужду, а заодно размять затекшие за ночь конечности. Рядом с чаном среди прочих стоял невысокий человек в очках. У него были обширные залысины и пышные усы, он с интересом разглядывал меня в тот момент, когда я пытался поссать. Неловкий момент, когда так сложно в присутствии посторонних начать столь интимный процесс. Однако мне все же удалось справиться с неловкостью, и я не без удовольствия пустил звонкую струю в заполненную уже до краев емкость. Вонь из этого угла шла неимоверная, но народ почему-то не расходился. Все пространство от входной двери до чана с мочой уже было заполнено людьми. Усач, дождавшись, когда я стряхну последние капли, подошел ко мне и, неловко поправляя очки на носу, произнес:

– Позвольте представиться, Бурдуков Алексей Васильевич. Вас ведь к нам вчера вечером перевели?

– Ивановский Кирилл Иванович, – произнес я, но руку с упавшими на нее каплями мочи собеседнику подавать не стал. – Я тут действительно первый день.

– Сейчас будут чумизу выдавать, как возьмете, сразу же идите за мной, тут, знаете ли, в давке можно легко сгинуть. Через две комнаты «офицерская зала», так в шутку прозвали, там можно ноги вытянуть и тифозных больных совсем нет, а тут вы старайтесь не задерживаться. – Все это было сказано доверительным шепотом. Я кротко кивнул в ответ.

Через некоторое время откуда-то снаружи донеслись шаги, и с входной двери сняли засов. Свет и морозный воздух ворвались вместе с ветром в раскрытую дверь, ослепив и опьянив узников, собравшихся у порога. Началась раздача и давка. Я держался рядом с Бурдуковым, который довольно ловко пролез ко входу и ухватил две оловянных миски, одну из которых сунул мне в руки. Миска была мятая и выглядела немытой, я обтер ее полой гимнастерки и, дождавшись удачного момента, пролез к раздаче. Не глядя на меня, пожилой монгол шлепнул черпаком в миску коричневое варево из чумизы, после чего я поспешил уйти в сторону.

– Кирилл Иванович, чего ж вы? Идемте скорей, – звал меня за собой мой новый знакомец господин Бурдуков. Прикрывая рукой миску, я начал проталкиваться вслед за ним.

«Офицерская зала» была самым дальним помещением от входа. Народу действительно было поменьше, да и вонь казалась вполне терпимой. Кашель и стоны здесь не раздавались вовсе, а нары расставлены в таком порядке, что образовывали у дальней стены своеобразный «амфитеатр», пространство которого было застелено не очень чистыми тряпками. Тут велась оживленная беседа, которая прекратилась вдруг в тот момент, когда Алексей Васильевич ввел меня в помещение.