Олег Гор - Просветленные видят в темноте. Как превратить поражение в победу

Раздался звон, сверкающие осколки полетели в стороны, ну а я замер с открытым ртом.

– Что… что вы делаете? – выдавил я, когда первый шок прошел.

– Встряхнись! – рявкнул монах. – Проснись! Осознай, где ты и что ты! Быстро! Полный срез по всем сознаниям!

Мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, что именно он от меня хочет.

– Какие запахи ты осознаешь! Что касается твоего тела! Быстрее! Не раздумывай! Осознавай!

Ветер шевелит занавеску у балконной двери, несет мягкий аромат Сиамского залива… орет внизу, на пляже, тайская торговка… майка неприятно липнет к спине… во рту послевкусие от пончиков, съеденных на лодке… мысли о том, что ваза, разбитая братом Поном, стоила бешеных денег…

Ничего себе срез! Вот уж точно, ничем я от друзей не отличаюсь.

Накатила печаль, и ее я тоже осознал, но фиксироваться на ней не стал, и она быстро растворилась без следа.

– Вот так, хорошо, – сказал брат Пон, усаживаясь на диван. – А то ты сладко спал. Погрузился в дрему обычной жизни, и кого волнует, что в ней присутствовали всякие медитации и мысли об освобождении… Теперь я буду встряхивать тебя регулярно, и если для этого понадобится разбивать или ломать что-то, то я буду это делать.

Я вздохнул: в том, что монах способен на подобное, сомнений не было.

– Почему, когда я рядом с вами, из меня постоянно лезет что-то не очень приятное? – спросил я. – Только вчера я думал, что забыл о таких вещах, как злость и раздражение, и вот здравствуйте…

Брат Пон заухмылялся и ответил:

– Сорняки должны вырасти, чтобы их можно было выдернуть. Как же иначе? Вспомни обезьяну, что каталась на спине Просветленного и лупила его палкой, когда он воплотился в образе буйвола… Ведь он мог растоптать ее копытами или поднять на рога, но он терпел, даже когда она швыряла комьями тины ему в глаза или мешала пастись, дергая за хвост. А все потому, что она не давала ему «задремать» и позволяла отследить малейшие движения аффектов в сознании, хотя там от них были всего лишь следы… Удивленному лесному духу, что спросил Просветленного о причинах его смирения, тот ответил: «Ведет себя он так, словно старается мои грехи очистить. И если кротость я не проявлю, то кто же, как не я, окажется неблагодарным?»

После краткой паузы он добавил:

– Если рядом с наставником ты ощущаешь только благость и счастье, то либо ты уже достиг окончательного бодхи-освобождения, либо с этим наставником что-то не совсем правильно.

– С наставником, который меня ничему не учил и учить не собирается? – уточнил я полушутливо.

– Совершенно верно! – монах важно кивнул. – Только так и можно научить. Отправляйся теперь за веником и совком, а то еще порежешься…

Мы сходили поесть в одну из кафешек по соседству, а когда вернулись, брат Пон заявил:

– Сейчас ты будешь заново учиться медитации на объекте. Располагайся.

Он облюбовал все тот же диван, ну а мне пришлось устроиться на полу, на толстом ковре.

– Раньше ты упражнялся с деревом, теперь же вместо него будет человек, – продолжил монах.

– Человек? – удивился я. – Какой?

– Ни в коем случае не бери моделью кого-нибудь из знакомых и тем более не сосредотачивайся на известных личностях… Наилучший вариант – отталкиваться от качеств, противоположных тем, что есть в твоей собственной персоне… Ну, пол мы, пожалуй, оставим… Глаза у тебя темные, пусть у него будут голубые, волосы у тебя русые, пусть у него иссиня-черные, и так далее… Понял?

Я кивнул и принялся за дело.

Сознание, привыкшее к тому, что медитация идет определенным образом, поначалу упорно подсовывало мне образ дерева, знакомого до последнего листочка и трещины в коре.

На то, чтобы отодвинуть его в сторону, мне понадобился не один час.

А затем я попытался воткнуть на место объекта созерцания некое человеческое существо… Проблема в том, что дерево я некогда взял из реальности и долго разглядывал перед тем, как восстановить мысленно, а тут все предстояло конструировать с нуля, исключительно силой фантазии.

От усилий я даже взопрел, хотя солнце давно зашло, и у меня в апартаментах было вовсе не жарко.

Возник образ, сначала размытый, затем все более и более четкий: жилистый носатый тип с маленькими ушами, облаченный в рубаху цвета хаки с закатанными рукавами, джинсы и полувоенные ботинки, с рыжими усишками и того же цвета бородкой, но совершенно лысый.

Я держал его в сознании, разглядывая, добавляя детали – морщинка над переносицей, правый глаз чуть больше левого, губы пухлые, выпяченные, да еще и волоски на костяшках пальцев.