Шиванандана Вашикаран - Тантра. Предельная реальность

Многое легче, если за нашей спиной кто другой, более сильный и авторитетный.

Этот кто – наш путь.

Мы исполняем его волю и действуем от его имени.

Мы сильны, потому что он сильнее нас.

Мы умны, потому что он умнее нас.

Мы добры, потому что он щедрее нас.

Мы спокойны и решительны, потому что он всегда знает, что нам следует делать.

Наши слова полны правды и убедительны, потому что он дает нам свои слова.

Мы любимы другими, потому что он любит нас, осеняя свои теплом и силой.

Он – это наш путь.

Для каждого – свой, единственный. Нужны ли еще слова?

Но скрытая возможность выбора в смерти открыта только для высокореализованных личностей. Только они прочитали эти мелкие буквы.

Для них – эта возможность.

Для них – эта возможность уместна и практична.

Непроявленное всегда ставит людей в ужасное поление, когда нужно выбирать. Люди хотят бесконеости, но в то же время хотят убежать от нее.

Идеи, лежащие в основе Тантры, очень просты. Человек по своей природе – это целостное существо. В нем нет « чаей» , он един.

Более того, он сам – неделимая составляющая всего Существования. Но человек отождествляет себя только со своим умом. Ум разделяет, разлучает человека со всей остальной Вселенной, заставляя ощущать себя отдельным существом.

Также ум рассекает и самого человека на множество разных, порой противоречащих друг другу частей. Даже само разделение на внешнее и внутреннее – это продукт ума.

Тантристы тех времен считали, что именно преобладание различных частей тела руководит построениями и действми всего тела. Части, которые перестали нормально детвовать, тянут остальные части тела к хаосу.

Например, когда человек заболевает оттого, что съел какуо дрянь (например, кусок мертвечины умерщвлеого животного), то в этом случае настроение живота влияет на все остальное.

Смерть ликвидирует преобладание остальных частей. Она объединяет их сознание в одну единицу.

Обыватель думает о смерти как о трупе: тело с приаками разложения. Для тантриста же смерть – это объединяющий фактор.

Вместо того чтобы раздроблять организм, как это обычно происходит, смерть объединяет его. Для него смерть – это еще не конец всему, а конец преобладанию отделых построений в теле.

Для тантриста, когда происходит объединение: нет накого трупа, нет никакого разложения – их тела во всей полноте превращаются в энергию. Энергию, обладщую сознанием, которое не раздроблено.

Человеческие существа – это существа, собирающиеся умереть. Тантристы твердо придерживаются той точки зрения, что единственный способ ухватиться за ткань нашего Мира – это полностью принять этот факт.

Без принятия этого обязательного условия нашей жизнипоступки, да и сам Мир – все это будет безнадеым делом. То, что нас не убивае т, делает большую ошибку.

Когда тантристы только начинают свое путешествие, они становятся дерзкими и отбиваются от рук. Учителя всех времен говорили, что мысль о смерти является сой отрезвляющей мыслью в Мире. Отрезвляющей и беалостностной.

Безжалостность необязательно должна выражаться во внешней неприступности и жестокости. Это просто спокойное суровое внутреннее состояние, которое внешне может быть приветливым и любезным в зависимости от зачи.

Но внутренняя серьезность и трагичность от своего несовершенства, должны присутствовать в этом состоии. Это похоже на состояние воинов, идущих на верную гибель. Но это знание позволяет им с особой интеивностью прожить оставшиеся минуты жизни, прожить их полноценно, не для себя или других, но, понимая неоратимость судьбы, и открыто ее принимать, как бественную милость.

Жить каждый день надо так, будто этот день последний. Ведь однажды это окажется правдой.

« Главное в этой жизни – умереть красиво» . Так записано в « Хагакурэ» *– (« путь самурая» ).

Можно выбрать дорогу, но дорожный налог может быть ве, чем ожидалось

Извечная беда с человеческими существами состоит в том, что, даже не заявляя об этом, они верят, что пришли в эту жизнь как в царство бессмертия. Вести себя так, словно никто и не собирается рано или поздно умереть – ребячья дерзость. Как говорил Фридрих Барбаросса: