Елена Блаватская: Разоблаченная Изида. Том I

Платон учил, что справедливость существует в душе ее обладателя и составляет его величайшее благо.

«Люди, пропорционально своему разуму, признали ее (справедливости) трансцендентальные требования»

Все же комментаторы почти единодушно уклоняются от каждого абзаца, свидетельствующего, что его метафизика обоснована на прочном фундаменте, а не на идеальных концепциях.

Но Платон не мог принять философию, лишенную духовных устремлений; у него эти два всегда составляли одно. Ибо для старого греческого мудреца существовала только одна единая цель – реальное знание. Он считал, что только тот является настоящим философом или изучающим истину, кто обладает знанием о реально-существующем, в противоположность тому, что прибывает и убывает, что развивается и уничтожается попеременно.

«За всеми конечными существованиями и второстепенными причинами, всеми законами, идеями и принципами существует РАЗУМ или УМ [νοΰς, nous. дух], первый принцип изо всех принципов, Верховная Идея, на которой основаны все другие идеи; Монарх и Законодатель вселенной; единая субстанция, от которой все вещи получили свое начало и сущность, первопричина всего порядка и гармонии, красоты, превосходства и добродетели, проникающих всю вселенную – кого называют ради возвышения Верховным Добром, Богом (т Θεт) „Богом над всем“, (т επι πασι Θεт)» [ 3, xi, с. 377].

Он не есть ни разум, ни истина, но «отец их». Хотя эта вечная сущность вещей не воспринимается нашими физическими чувствами, она постижима для умов тех, кто не является упрямым глупцом.

«Вам», – говорил Иисус своим избранным ученикам, – «дано познать тайны Царствия Небесного, но им [πολλοΐ] не дано, … поэтому Я говорю им притчами [аллегориями]; ибо они глядя не видят, слушая не слышат и не понимают». [ Матфей , XIII, 11, 13.]

Порфирий неоплатонической школы свидетельствует, что философия Платона преподавалась и иллюстрировалась в мистериях. Многие в этом сомневались и отвергали это; и Лобек в своем «Аглаофомус» дошел даже до такой крайности, что изобразил священные оргии, как нечто немногим большее, чем пустое представление, чтобы увлечь воображение. И это, несмотря на то, что Афины и Греция в течение более чем двадцати веков посещали через каждые пять лет элевзинские мистерии, чтобы смотреть торжественное религиозное действо. Августин, папа-епископ Хиппона, дал разъяснение этим утверждениям. Он заявляет, что доктрины александрийских платонистов были оригинальные эзотерические доктрины. Он заявляет, что доктрины александрийских платонистов были подлинными эзотерическими доктринами первых последователей Платона и описывает Плотина, как воскресшего Платона. Он также приводит мотивы великого философа, заставившие его завуалировать внутренний смысл того, чему он учил. [13]

Что касается мифов, Платон заявляет в «Горгие» и «Федоне», что мифы суть сосуды-носители великих истин, весьма достойных, чтобы их искали. Но комментаторы так мало были en rapport [14]с великим философом, что были вынуждены сознаться, что они не знают, «где кончается доктрина и начинается миф». Платон обратил в бегство популярные суеверия по отношению к магии и демонам и преувеличенные теории того времени развил в разумные теории и метафизические концепции. Может быть, они не вполне соответствовали бы индуктивному методу рассуждения, установленному Аристотелем; тем не менее они в высшей степени удовлетворяют тех, кто постигает существование высшей способностью внутреннего зрения, интуицией, дающей критерий при утверждении истины.

Базируя все свои доктрины на присутствии Верховного Разума, Платон учил, что ноус, дух; или разумная душа человека, будучи «порожденной божественным Отцом», обладает естеством родственным или даже однородным с божеством и способна лицезреть вечные реальности. Эта способность созерцать действительность прямо и непосредственно принадлежит только Богу; устремление к этому знанию составляет то, что действительно подразумевается под словом философия – любовь к мудрости. Любовь к истине есть прирожденная любовь к добру; и доминируя над всеми другими желаниями души, очищая ее и приобщая ее к божественному и направляя каждое действие индивидуума, она поднимает человека до участия и общения с божественным и восстанавливает в нем подобие Божие.

«Этот полет, – говорит Платон в „Теэтете“, – состоит из становления подобным Богу, и усвоение этого выражается в том что человек становится справедливым и святым мудростью».