Изместьева Александровна - Великое прозрение. Книга 1.

Бред сумасшедшего, попавшего по собственной воле в Царство Будущего, не пройдя начертанное и данное со дня появления в плотной материи. Мой мозг был неспокоен. Сейчас беспокоится и будоражится расплавленный ум, пытающийся понять суть жизни, не отталкиваясь от вечного двигателя Вселенского Компьютера.

Двигатель — в эволюции. Эволюция — в развитии. Развитие — во времени. Время — в плотных слоях Земли. Плотные слои Земли — в вакууме пространства. Вакуум пространства — в беспредельности. Беспредельность — в бесконечности. Бесконечность — в основании точки отсчёта беспредельности. Точка отсчёта — вновь в бесконечности.

И нет Конца, и нет Начала! И рушится основание теорий и теорем! И оси координат минус и плюс не соединятся в пространстве. И пояса времени не сольются в одну точку. И Творец Мира не вольётся в сознание, ибо, имея начало от безначалья, имея конец в его бесконечности, попав в эллипс, станешь либо мудрецом, либо глупцом. Но в Мире и Мирах нет предела ни глупости, ни мудрости. И сумасшедшие живут не только на Земле, но и над Землёй.

Моя дорогая, Жанна Александровна! Я вас очень уважал. Я приложу все свои усилия. И, положившись на Всевышнего, постараюсь первым из смертных подать Вам руку. И не стесняясь земных условностей, подарю Вам своё сердце, которое не смог подарить на Земле. Я сейчас попытался Вам сказать о том, о чём я думаю, находясь вне тела. Я знаю, что это бред сумасшедшего, ибо я стремился познать всё, от Начала до Конца. И мозг мой, вернее, ум мой, снова стал бредить. Я с Вашей помощью смиренно опущусь на колени, преклоню голову пред Существами, смотрящими на меня с тёплой улыбкой, и буду смиренно ждать Вас в сладком полузабытьи. Я надеюсь на нашу встречу. Я помню. О, я всё помню. Как я был поражён и как желал невозможного. А ведь оно могло быть, если бы мы работали вместе. Меня считали сумасшедшим, когда я через Вас соединился с Ангелом. Я посчитал, что сумасшедшая — это Вы, хотя и видел Ваши искренние глаза и непосредственное доброе отношение. Я не мог на Земле поцеловать Ваши руки, но я с Небес преклоняю пред Вами колени. Мужайтесь, не отступайте! Стучитесь в твёрдые черепные коробки! Иной стук раздражает хозяев, а иному звонку рада вся семья.

Я обращаюсь к Вам на «Вы», хоть я и стал сгустком энергии, но имею все черты галантного, несчастного мужчины. Спасибо Вам. Я ждал, я слишком долго ждал того мига, когда Вы вспомните обо мне. Мне очень плохо. Спасибо. Я в смирении жду того мига, когда Вы уйдёте с Земли и придёте в общий удивительный Дом. В нём пусто многим, потому что нет с ними тех, кого они трепетно любят, уважая в них, внутренний стержень, к которому можно прибить горизонтальную поперечину. Христос и идущие за Ним снова пойдут на распятие, зная, что Стержень Любви за их спиной, в их сердце. И нет больше слов.

Спасибо. Я понял, что такое пространственно временные премудрости и уразумел, что нельзя неподготовленному спортсмену перейти новый рубеж. Я не надеюсь больше на встречу вне встречи. Спасибо».

Вернёмся в 1990 год. Спустя некоторое время после получения Посланий вновь позвонил Борис Николаевич Г. и спросил, можно ли прийти ко мне со своим другом — профессором, заведующим кафедрой марксистско-ленинской философии нашего политехнического института. Я слегка растерялась, но согласилась.

Высокий серьёзный человек разделся, прошёл в комнату, молча, с нескрываемой иронией обвёл всех глазами и сел в кресло. У меня возникло чувство какого-то внутреннего напряжения. Мы долго молчали, пока Эдуард Д. не спросил:

— Где же шаман?

— Какой шаман? — полушёпотом спросила я.

— Ну, тот, который с духами общается.

— Но я вовсе не шаман, — возразила я, — И вызываю не Духов, а Ангелов-Хранителей.

Лицо Э.Г. выразило крайнее удивление. Слегка нахмурившись, он сказал:

— У меня нет Ангела-Хранителя. Будьте любезны, если можно, позовите мне Гегеля.

Э.Г. окинул меня равнодушным взглядом, зевнул и с лёгкой скукой приготовился выслушать какую-нибудь явную чепуху. А я лихорадочно пыталась вспомнить, кто же такой, этот Гегель? К моему великому стыду, я смутно помнила эту фамилию, но кто такой Гегель — не знала.

— Какой позор, — думала я, — Небо, помоги не ударить в грязь лицом.

Текст записывали на магнитофон, но при воспроизведении записи были слышны одни шумы и, к сожалению, запись не сохранилась. Из всего чётко могу вспомнить лишь следующее: