Бхагаван Раджниш - Горчичное зерно. Комментарии к пятому Евангелию от св. Фомы

Когда ребенок беспокоен, так всегда и поступают: дают ему соску. Он сосет, веря, что получает питание. Он продолжает сосать, и сосание становится монотонным процессом; никакого изменения, просто сосание — это ста-новится подобным мантре. Теперь, усталый, он засыпает. Буддизм, христианство, индуизм и все другие «измы», ставшие признанными религиями — просто фальшивая грудь. Они дают вам согласие, хороший сон, они позво-ляют вам найти в окружающем мучительном рабстве утешение; они дают чувство, что все в порядке, ничего не плохо. Они — транквилизаторы, они наркотики.

Не только ЛСД — наркотик. Христианство тоже, и гораздо более тонкий и сложный, дающий вам некоторый вид слепоты. Вы не можете увидеть, что происходит, не можете почувствовать, как тратится ваша жизнь, не ви-дите болезнь, которую вы накопили за многие жизни. Вы си¬дите на вулкане, а они продолжают говорить, что все в порядке: Бог на небесах, правительство на земле, все в порядке. И жрецы продолжают го¬ворить: «Вам не нужно тревожиться, мы — здесь. Вам нужно просто все отдать в наши руки, и мы позаботимся о вас и в этом мире, и в ином». И вы все оставляете им, вот почему вы в беде.

Общество не может дать вам свободу, оно не может сделать всех совершенно свободными. Как же быть? Как выйти за общество? Вот вопрос религиозного человека. Но это кажется невозможным: куда бы вы ни пошли — общество там; можно двигаться от одного общества к другому, но быть в обществе. Можно даже пойти в Гималаи — тогда вы создадите общество там. Вы начнете говорить с деревьями, потому что это очень трудно — быть од-ному. Вы подружитесь с птицами и животными, и раньше или позже получится семья. Вы каждый день будете ждать птицу, которая прилетает и поет по утрам.

Вы не понимаете, что теперь вы стали зависимым, уже вошел «другой», если птица не прилетает, вы почувст-вуете беспокойство. Что случилось с птицей? Почему она не прилетела? Включается некое напряжение, и это ни-как не отличается от заботы о вашей жене или ребенке. Все это — другие. Даже уехав в Гималаи, вы создадите общество.

Так что поймите: общество не вне вас, это — нечто внутри вас. И пока коренная причина внутри вас не исчез-нет, куда бы вы ни пошли, общество будет с вами. Даже если вы вступите в коммуну хиппи, общество вступит с вами, оно станет социальной силой. Если вы уходите в ашрам, общество тоже уходит туда. Это не то общество, которое следует за вами, это — вы. Вы создаете вокруг себя свое общество, вы — творец. Нечто в вас существует, как семя, которое создает общество. Это показывает, что пока вы не преобразуетесь полностью, вы никогда не можете выйти за пределы общества. А все общества одинаковы, формы могут меняться, но основной образец оди-наковый.

Почему вы не можете жить без общества? Ведь это помеха! Даже в Ги¬малаях вы будете кого-то ждать: вы мо-жете сидеть под деревом и будете кого-то ждать; путника, охотника, проходящего по дороге. И при появлении ко-го-нибудь вы станете немного счастливее. В одиночестве вы печальны, а когда к вам подходит человек, вы може-те посплетничать, можете спросить: «Что происходит в мире? Нет ли у вас газеты?» Или: «Дайте мне новостей! Я изголодался по ним, я жажду их». Почему? Корень должно извлечь наружу, чтобы это стало понятно.

Первое: вам нужно быть нужным, у вас глубокая нужда быть нужными. Если вы никому не нужны, вы чувст-вуете себя бесполезным, бессмысленным; если вы нужны кому-нибудь, это придает вам значение, вы чувствуете себя важным. Вы говорите: «Я должен заботиться о жене и детях», будто вы несете их, как ношу — вы неправы. Вы говорите так, будто исполняете долг с великой ответственностью. Но это неправда. Просто представьте, что жена и дети исчезли, что вы будете делать? Внезапно вы почувствуете, что ваша жизнь стала бессмысленной, так как вы им нужны. Маленькие дети, ждущие вас, придают вам значение, вы важны. Теперь, когда вы никому не нужны, вы растеряетесь, ведь когда вы никому не нужны, никто не уделяет вам внимания; есть вы, нет ли вас — особой разницы нет.

Я слышал: одного душевнобольного лечили с помощью психоанализа, но психоаналитик был очень странным человеком — какими они почти всегда и бывают. После двух или трех лет анализа он сказал своему другу:

«Этот человек в еще худшем положении, чем я, так как я все время говорю, а он никогда ничего не говорит, даже, да и нет, он просто сидит со мной. Я все говорю и говорю, он все слушает, и так вот уже три года. Что де-лать?»

Друг сказал: «Слушай, а почему бы тебе не остановиться?» Но больной не мог остановиться.