Бхагаван Раджниш - Горчичное зерно. Комментарии к пятому Евангелию от св. Фомы

Вот почему Будда остается совершенно молчаливым. Он не скажет даже: «Ничего нельзя сказать о Боге». Он не скажет даже столько. Вы спросите о Боге, а он заговорит о чем-то другом. Вы спросите о Боге, а он не услышит — как будто вы не спрашивали — он просто отбросит вопрос, заговорив о другом. Он не скажет даже того, что ниче-го не может быть сказано, так как это абсурдно. Тогда почему вы говорите об этом? Даже через отрицание вы указываете. Не только положительное утверждение является утверждением, отрицательное утверждение — это тоже утверждение.

Вы говорите: «Бог не имеет формы». Что вы имеете в виду? Вы Его знаете? И знаете ли вы его так совершен-но, что можете сказать: «Он не имеет формы»? Если вы знаете его так совершенно, тогда у него есть форма. На-пример, вы говорите, что этот океан не может быть измерен: он так глубок, он не может быть измерен. Тогда су-ществуют только две воз¬можности: либо вы его измерили, так как, только тогда вы можете сказать, что он так глубок, что он не может быть измерен; либо вы его не измеряли, иначе, как вы можете сказать, что он так глубок, что не может быть измерен. Даже глубина измерима, она не может быть неизмерима; как бы ни было глубоко, он может быть измерен.

Когда вы говорите: «Бог не имеет формы», — дошли ли вы до его границ и увидели, что формы нет? Если вы дошли до границы, у него есть форма. А если вы не дошли до границы, тогда не говорите, что он бесформен, так как Он может иметь форму. Когда вы дойдете до границы, только тогда вы можете знать. Так что те, кто дейст-вительно споткнулся о Бога, кто упал в него, не говорят ничего, даже этого, потому что это — противоречие.

Один из самых проницательных логиков этого столетия, Витгенштейн, написал прекрасные строки. В своей книге «Трактат логической философии» он делает много прекрасных утверждений. Это — наилучшее; он гово-рит: «Ничего не должно говориться о чем-то, о чем не может быть сказано. Если ничего не может быть сказано о предмете, говорящий должен оставаться молчаливым».

Фома подошел ближе всех, но расстояние осталось. Он все еще пытался говорить, пытался выразить невыра-зимое.

Фома сказал ему: Господи, мои уста никак не примут сказать, на кого ты похож».

Иисус сказал:

«Я не твой господин... потому что никто не понимает меня, так, как я могу быть твоим господином?»

Если вы понимаете, только тогда вы можете быть учеником. Если вы понимаете, только тогда вы можете вой-ти в храм. Если вы понимаете, только тогда вы можете вступить в существо Мастера.

Иисус сказал: «Я не твой господин...»

Всем трем он сказал: «Я не твой господин». Фома подошел ближе всех, но остался утратившим. Он — наи-лучший, но остается несовершенным, он лишь относительно лучший; он подошел ближе, но барьер остался: он по-прежнему верит в слова, так как он пытается выразить то, что не может быть выражено.

«Я не твой господин, ибо ты выпил, ты напился от кипящего источника, который у меня, который я измерил».

Здесь он выражает очень глубокую истину. Он говорит: вы все трое говорите из разума, кипящего источника, который я измерил, который я оставил позади, «измерил». Вы по-прежнему говорите от разума: один говорит с помощью моралистического разума, другой — с помощью теологического разума, третий — с помощью мистиче-ского — но все они являются частями разума. А если вы говорите с помощью разума, я не ваш господин, так как весь акцент здесь на этом — отбросьте разум! Вот на чем настаивает Мастер: отбросьте разум! А вы трюкачест-вуете, вы начинаете говорить о Мастере из того самого разума, на отбрасывании которого он настаивает. Вот почему я говорю, что Бодхидхарма был более удачлив: у него был ученик, который остался истинно молчали-вым, он не ответил.

Были даже еще более удачливые Мастера. Одним из них был Риндзай. Он спросил о том же самом — так как в действительности это все та же история снова и снова: Будда и его ученики, Иисус и его ученики, Бодхидхарма и его ученики — история все та же. Она не может быть другой, так как отношения — те же самые, явление — то же самое. Риндзай был даже более счастлив. Что произошло? Когда он спросил своего главного ученика: «Скажи что-нибудь об истине», как поступил ученик? Вы знаете? Вы даже не можете себе представить. Он ударил Масте-ра! А Мастер засмеялся и сказал: «Правильно, ты поступил хорошо, потому что спрашивать нельзя, ведь каждый вопрос неверен!»

И это — самый удачливый Мастер! Как вы можете ответить на вопрос, когда сам вопрос неверен? Ученик го-ворит: «Не будь глупцом, не играй со мной в игры, не пытайся поставить меня в тупик, не ввергай меня в нело-гичную чепуху! Ведь если я отвечу, это будет неверно, и если я не отвечу, это тоже будет неверно — так как Мас-тер спрашивает. Если я отвечу, это будет неверно, так как сама природа Истины такова, что она не может быть выражена. Если я не отвечу, это будет невежливо — Мастер спрашивает, я должен отвечать». Вот что он сказал, когда ударил Мастера. А Риндзай засмеялся и сказал: «Правильно! Когда ученик может ударить Мастера, он сам стал Мастером. Теперь иди и учи остальных!»