Array Бодхи - Майя - Форс-минор

Еще несколько писем — от родителей аж 3 письма (показательно название одного из них — «Опомнись!»), от Яны, еще от одной подруги… пахнуло старушачьей плесенью… Пожалуй, все это я прочитаю как-нибудь потом.

И почему я это попросту не удалила? — зудела мысль, пока я шла по темной дороге через джунгли от Сварг Ашрама в Лакшман Джула, — почему? Почему?

Да почему, почему… потому что страшно мне вот так взять и выбросить свое прошлое на помойку. Я-то думала, когда уехала сюда, что все кончено, чувствовала себя героем. Ан нет, в своем порыве я и предположить не могла, что так трудно противостоять натиску старой жизни, которая никак не хочет отпускать и борется за тебя, за право обладания тобой. Родители, которых я тихо ненавидела всю жизнь, вдруг стали представляться жалкими, беззащитными и легко ранимыми, — что за чертовщина? Вот и сейчас не прочла письмо, не хотела травиться, ведь знала, что там очередная порция гноя, а все равно жалко их, чувствую себя этаким уродцем, отстаивающим свои «неправильные» права. И мысли всякие в голову лезут, типа — «можно ведь по-человечески, не причиняя страдания другим людям… Они ведь на самом деле не хотят тебе зла, они и сами страдают, к чему делать им так больно….» Не хочу, не хочу думать об этом. Все эти мысли какие-то гнилые, в чем их гнилость — пока не понимаю, но чем больше я думаю, что можно было бы по-другому, по-человечески, тем хреновее мне становится, я как будто раскапываю болячку и не могу остановиться. Все, достаточно, отодвигаю в сторону родителей… Звезды, яркие, такие близкие… Не тут-то было, опять эти страдающие рожи вылезли, а вместе с ними и жалость к ним манной кашей размазывается по всем восприятиям. Что же такое усилие? У меня все тело напрягается как камень, дыхание отрывистое, резкими выдохами пытаюсь вытолкнуть негативную эмоцию, — по другому пока вообще не понимаю, как совершать усилия. Что-то вроде бы меняется, прорывается пелена непроходимого мрака, но свободой от жалости и не пахнет.

Сумбурные и болезненные сны закружили в своем навязчивом водовороте, — жалость к родителям достигла своего апогея, когда мама с рыданиями упала мне в ноги, умоляя хотя бы изредка писать.

Утро встретило тревожностью, и, несмотря на яркое солнце, казалось, что на улице пасмурно. Не позавтракав, я взяла блокнот и выползла из сырой полутемной комнаты ( какой идиот придумал эти окна с толстенными плотными сетками? )

Проходя мимо ресепшн, вспомнила, что сегодня встречаюсь с главным пандитом, и мне потребуется переводчик, свой человек, который хорошо владеет английским. Человека мне пообещали, и я зашагала на пляж, не замечая ничего, кроме плотного депрессивного состояния, которое мне было слишком хорошо знакомо, — иногда оно тянулось непрерывно долгими зимними месяцами. Вот и сейчас я непроизвольно настроилась на то, что это будет долго и мучительно, и надо скорее находить норки, в которые можно спрятаться, когда станет уж совсем плохо.

Я уже почти подошла к спуску к реке, как один из проезжавших мимо на мотороллере двух молодых индусов провел рукой по моей груди. С хохотом они рванули вперед, а я так опешила от такой наглости, что еще какое-то время стояла на дороге, непонятно зачем продумывая, как отомстить за те неприятные ощущения, которые мне посчастливилось испытать. Это ведь самое настоящее изнасилование! Черт, как в самом деле противно…

На серебристом песке около большого валуна сидела стайка индусов и откровенно пялилась на смуглых европеек, с визгами залезавших в холодную воду. Это зрелище вызвало такую неприязнь, что я даже решила не раздеваться назло этим обезьянам. Похоже, наступило специфические отравление от постоянного болезненного внимания со стороны местных «мужчин». Все они чего-то хотят от меня, — поговорить, посмотреть, полапать, сфотографироваться… Их взгляды болезненны, нет в них и намека на здоровую сексуальность. Когда они на меня смотрят, то похожи на озлобленных и трусливых животных, — они хотят меня, но понимают, что этого никогда не будет, и это вводит их в бешенство, но показать это они не смеют. Впрочем, тяжелые, мрачные взгляды красноречивее всяких проявлений.

Я забралась в тень и достала блокнот. Ничего не хотелось. Я не могла себя заставить даже подумать о том, что сейчас у меня просто омерзительное состояние и можно попробовать это как-то изменить. Словно продираясь сквозь вязкое болото, пробежала глазами записи за последние дни в надежде, что это что-то изменит, что смогу зацепиться за интересую мысль и выбраться из своего подземелья. Но нет, — я определенно не хотела ничего ни читать, ни писать.