Анни Безант: В преддверии Храма

Разобрав эти ступени и стадии, ведущие к порогу Храма, мы начинаем понимать, чем станут те, кто стоит перед Вратами, готовясь переступить через порог; многое и в них есть еще несовершенного, много остается им проработать и осуществить, чтобы достигнуть высот Посвященных. Но стоящие здесь – люди убежденные, с определенным характером, с очищенной жизнью, с потухшими или угасающими страстями, с самообладанием, с стремлением к служению, к чистоте, к высочайшему благородству жизни. Стоя на пороге, дерзнем ли мы на мгновение взглянуть вперед, чтобы понять ожидающее нас грядущее, понять, почему в Преддверии так много требуется от ученика? Четыре Тропы, или четыре Ступени, виднеются в самом Храме, и каждая имеет свои собственные Врата, Врата великих Посвящений. В «Голосе Безмолвия» и в некоторых других книгах получающий первое Посвящение именуется «вступивши в Поток». Так называется тот, кто перешагнул пороги вошел в Храм, из которого никто уже не выходит.

«Вступление в Поток» есть определенный шаг. Перед вступившими лежит еще семь жизней. Редко человек, вступивший в поток, достигает цели во время одной и той же жизни; обыкновенно ему остается прожить семь жизней раньше, чем он может сделать последний шаг. Но все эти выражения не надо понимать буквально, ибо жизни суть результаты, их нельзя всегда измерять земными рождениями и смертями: они не столько жизни, сколько известные этапы на пути эволюции, которые не всегда измеряются промежутком между колыбелью и могилой. Эти стадии следуют друг за другом непрерывно и без перерыва самосознания.

За этими первыми Вратами стоят вторые, иными словами, второе Посвящение, в котором последние слабости человеческой природы отпадают одна за другой, ибо все должно отныне осуществляться в совершенстве. По мере того как ученик подвигается, оковы его, последние слабости, падают, и он близится к совершенству, к полному проявлению божественного в человеке.

Сказано, что после второго Посвящения человек принимает только еще одно рождение. Только раз должен он еще вернуться, а затем его принудительный круг рождений и смертей закончен. Он может снова вернуться к воплощению, но это будет по свободному желанию служения, а не в силу вращения колеса рождений и смертей. Достигнув этой стадии, он подходит к третьим Вратам. После третьего Посвящения он становится тем, кому не суждено больше принимать рождений; в течение своего воплощения он пройдет четвертую стадию, которая приведет его к порогу нирваны, где нет больше принудительного для души закона. Четвертая стадия – ступень архата, на которой сбрасываются последние оставшиеся оковы.

Можно ли какими бы то ни было земными словами изобразить эти последние ступени, эти четыре Посвящения? Доступно ли нам понимание всего труда, который открывает эти Врата и подготовляет жизнь по ту сторону? Мы уже знаем, что неофит еще далеко не совершенен. В книгах, озаренных лучами из Храма, говорится, что должны еще пасть десять оков человеческих слабостей. Почему же так строги требования к тем, кто готовится переступить порог? Почему так много должно быть осуществлено раньше, чем будет дано разрешение войти в Храм и держащие ключи раскроют Врата? Потому что часть разобранных нами условий должна быть налицо еще до этой минуты. Каждый шаг по ту сторону порога дает большую и большую власть человеку. В Храме глаза раскрываются и человек действует и живет так, как здесь невозможно. Новое зрение, слух и делание делают из него человека, отличного от окружающих, владеющего неведомыми им силами; среди людей он только отчасти с ними; участвуя в общей жизни, он живет особой жизнью. Понятно, что раньше, чем ему можно доверить власть, он действительно должен стать иным человеком, чтобы данная ему власть не оказалась опасной для других. Если бы такой человек все еще имел общие слабости, если бы он легко раздражался недостатками окружающих, легко терял равновесие под влиянием событий дня, легко приходил в гнев; если бы его сострадание не росло, а сочувствие было бы недостаточно глубоко, так что в минуту обиды он ощущал бы гнев, а не жалость, раздражение, а не всепрощение, если бы он не обладал ни терпимостью, ни терпением, то подумайте, какие бы могли быть результаты при обладании, хотя бы еще и в малой степени, сверхчеловеческими силами. Не явилась ли бы страшная опасность, что эти свойственные обыкновенному человеку малые недостатки могли бы привести к своего рода катастрофам? Не стал ли бы человек при новых своих силах источником опасности для тех, на которых направлены эти силы? Как выдержал бы такой нетерпимый и не обретший сочувствия человек, как он выдержал бы свое положение, став способным читать мысли людей и видеть в их ауре обнаженным то, что обыкновенно окутывается в благообразную видимость, видя постоянно людей такими, каковы они в действительности, а не такими, каковы они кажутся во внешнем мире? Только тому может быть дана такая сила, кто, помня свои собственные недостатки и борьбу, научился не гневаться и не осуждать, а сострадать и помогать слабым. Вот почему предъявляются суровые требования неофиту, стоящему на пороге Храма, в котором место лишь помощникам и слугам человечества. Стоящая перед ним задача так велика, что прежде, чем к ней прикоснуться, он должен сильно подвинуться: он должен быть свободен от человеческой слабости, обрести все знание, доступное в пределах нашей системы, и развить способности познавания настолько, что в любой момент, куда бы он ни обратил свое внимание, он мог бы воспринять все, что может быть познанным. Ибо таковы способности Посвященного. Адепт есть «тот, которому не осталось ничему учиться»; он стоит на последней ступени в Храме и совершает такую великую божественную работу, что она казалась бы невозможной, если бы мы не знали, что люди ее уже совершали. Какой прогресс должна совершить душа в несколько кратких жизней, чтобы подняться с того сравнительно невысокого уровня, на котором ее застало первое Посвящение, до тех головокружительных высот, на которых стоят совершенные Адепты, цвет человеческой эволюции? Раз такая могучая задача предстоит неофиту и ему суждено отбросить последние призраки человеческих слабостей и неведения, то понятно, что ему надо нести колоссальную работу: ставить твердые и могучие устои тому зданию, которое затем ему суждено возвести. Когда глаза открываются, величие задачи выступает ярче, чем в дни, когда они были сомкнуты; вступившему на Путь, Путь кажется выше и длиннее, чем тем, которые видят его сквозь отуманенные очи по ту сторону Врат; вступившие видят более ясно Тех, Кто впереди, и точнее измеряют отделяющее от Них пространство. В свете этой славы как бледны подвиги ученика! Как ничтожно и слабо все его делание в свете Их совершенной силы; как почти безгранично его неведение в свете Их совершенного знания, а между тем, только четыре ступени еще отделяют его от Них. Но условия в Храме будут совсем иные; то, что казалось трудным, становится легким, и, что казалось невозможным, осуществляется там. Прежде всего большая перемена в том, что люди в Храме «понимают». Помните слова, на которых я нарочно остановилась, приведя возглас торжества, сорвавшийся с уст Будды, когда Он провозгласил конец рабства и обретение свободы? Этот возглас говорил стоящим в мире не только о причине страдания, но и о прекращении страдания, прекращении, рождающемся от понимания действительности.