Социальные и политические потрясения, которые сопровождали распадение Римской империи, раздирали ее обширное тело, и даже христиане были вовлечены в водоворот эгоистических взаимно враждующих интересов. Но и в эту эпоху встречаются местами разбросанные указания на особые знания, сообщавшиеся вождям и учителям церкви, знание небесных иерархий, наставления, даваемые ангелами и т. п. Но недостаток подходящих учеников вызвал закрытие мистерий как общественного учреждения, известного современникам, и учение передавалось все более и более сокровенно тем душам, которые появлялись все реже и реже, душам, знания, чистота и благоговение которых делали ли бы их способными воспринимать эти учения. Перестали существовать школы, в которых давались предварительные знания, а с исчезновением их совершилось и неизбежное: «закрылась дверь».
Тем не менее, можно проследить в христианстве два течения, которые имели своим источником исчезнувшие мистерии. Одно – течение мистического познания, вытекавшее из Мудрости, гнозиса, которое сообщалось в мистериях; другое – мистического созерцания, составлявшего также часть гнозиса и приводившего к экстазу, к духовному видению, хотя это последнее, разъединенное от истинного знания, редко достигало до истинного экстаза и легко увлекало или в низшие области невидимых миров, или терялось среди разнообразного скопления тонких сверхфизических форм, объективно видимых для внутреннего зрения – которое преждевременно раскрывалось благодаря постам, бдениям и напряженному вниманию – формам, порожденным по большей части мыслями и эмоциями самого ясновидца. Но даже и в том случае, если видимые формы не были его собственными мыслеобразами, они были видимы через призму искажающей среды предвзятых идей и верований, и, благодаря этому, делались в большинстве случаев недостоверными.
Тем не менее, некоторые из видений были подлинно небесного происхождения, и Иисус действительно появлялся время от времени своим последователям, и ангелы осеняли своим светлым присутствием келью монаха или монахини, озаряя уединение восторженных молитвенников и терпеливых искателей Бога. Отрицание возможности таких переживаний уничтожило бы в самом корне самую суть того, что составляло твердую веру всех религий и опытное знание всех оккультистов; взаимное общение между духом воплощенным и духом облеченным в более тонкие покровы, соприкосновение души с душой, преодолевающее телесные преграды, раскрытие божественности в человеке, реальное знание жизни за пределами смерти.
Бросая беглый взгляд на истекшие века, мы находим, что в христианстве не было ни одного периода, когда бы оно было совсем лишено мистерий.
«Около конца пятого столетия, как раз в то время, когда древняя философия вымирала в школах Афин, спекулятивная философия неоплатоников проникла в христианскую мысль и укрепилась в ней благодаря литературным подделкам Лже-Дионисия. Учения христианства были к тому времени так твердо установлены, что церковь могла смотреть без страха на их символические или мистические толкования. Поэтому автор „Theologia Mystica“ и других произведений, приписываемых Ареопагиту, продолжает – с незначительными изменениями – развивать учения Прокла в систему эзотерического христианства. Бог есть неизреченный и сверхсущественный Единый, возвышающийся даже над самим добром. Поэтому „отрицательная теология“, которая поднимается от творения к Богу, отбрасывая один за другим все определенные предикаты приведет нас ближе всего к истине. Возвращение к Богу есть приведение к концу всего и цель, указанная христианским учением. Те же доктрины были проповедуемы, но с еще большим церковным рвением, Максимом Исповедником (580—622). Максим представляет собой завершение спекулятивной деятельности Греческой церкви, но влияние Лже-Дионисовских писаний было перенесено в девятом веке на Запад Эригеной, спекулятивный дух которого положил начало как схоластике, так и мистике средних веков. Эригена перевел Дионисия на латинский язык вместе с комментариями Максима Исповедника, и его система основана существенным образом на их системах. Произошло усыновление „отрицательной теологии“ и Бог стал определяться как Сущность без предикатов, возвышающаяся над всеми категориями и поэтому не без основания называемая Ничто (Ни-Что). Из этого Ничто или из этой непостижимой Сути вечно создается мир идей или первичных причин. Это есть Слово или Сын Божий, в котором существуют все вещи, поскольку они имеют действительное существование. Всякое существование есть теофания, и Бог есть начало всех вещей, так Он же есть и их конец. Эригена учит восстановлению всех вещей под формой adunatio или deoficatio Дионисия. Это – прочно сложившееся очертание того, что может быть названо философией мистики в христианские времена, и достойно удивления, с какими малыми изменениями повторяются они из века в век». [153]
Читать дальше