Равным образом можно предположить, что все эти картины отъединения души от тела, путешествия к райским вратам видятся — во сне ли, в бреду ли, просто в фантазии — только людям верующим. И подсказаны они, конечно, их верой, а вовсе не какими-то реальными событиями, происходящими на грани жизни и смерти.
Несерьезно обсуждать реальность этих событий, но физиологи обсуждают, насколько типичны для умирающих людей галлюцинации с раздвоением, с тоннелями, стенами, светоподобными существами. В. А. Неговский не устает повторять, что это противоречит физиологии умирания. Оно начинается обычно с угасания «командных» органов, прежде всего коры головного мозга. Как правило, еще до наступления клинической смерти падает электрическая активность коры. Больной в этот момент выглядит совершенно безжизненным, в памяти его зияет провал.
— Утверждать, будто в этот период можно что-то запомнить, — говорит В. А. Неговский, — абсурдно. Это равносильно уверению, что можно играть в футбол с парализованными ногами.
И все же в эти тяжкие часы и минуты — за какое-то время до критического момента и через какой-то срок по прошествии его — человека, конечно, могут посещать галлюцинации, видения. Странно было бы это отрицать. Его мозг болен, ему не хватает кислорода. Кислородное голодание, длящееся более пяти — семи минут, вызывает гибель коры. Это уж не клиническая смерть — окончательная, бесповоротная гибель. После этого срока человека бесполезно оживлять. Если даже удастся это сделать — разум его уже не восстановится.
В. А. Неговский:
— Хотелось бы полюбопытствовать у сторонников «жизни после смерти» — куда в этом случае девается «бессмертная душа»?
Но и кратковременная нехватка кислорода не всегда проходит бесследно. Человека приходится приводить в сознание подчас не один день. Части его организма возвращаются к жизни не все разом, а последовательно. Сначала начинает биться сердце, потом восстанавливается дыхание, начинают действовать низшие отделы мозга, и лишь потом обнаруживает признаки жизни кора. Пока же она безжизненна, в организме царит безвластие. Подкорковые части мозга, в том числе центры эмоций, ощущений, лишены контроля. Это и есть почва для галлюцинаций и видений.
Еще один американский психиатр, Элизабет Кюблер-Росс, «крупный авторитет в вопросах изучения смерти», как аттестует ее западная печать, опросила уж не десятки и не сотни, а тысячи больных и пришла к твердому убеждению, что смерть тела не означает конец бытия. По образцу настоящей науки тут нагнетается статистика: дескать, чем больше число опрошенных, тем весомее аргументы. Можно, однако, опросить и десятки тысяч, и сотни — доводы в пользу загробной жизни от этого убедительнее не станут. Ибо в чем же может убедить бред тяжелобольного человека!
Как понять, что сюжеты болезненных видений у многих людей одинаковы? Вовсе не обязательно одинаковы сами видения — могут быть одинаковы рассказы. Советский психолог Михаил Нилин (сын известного писателя Павла Нилина) считает, что все дело в том, какие мотивы сильнее — те, что заставляют говорить правду, или те, что склоняют к выдумкам.
— В случаях, с которыми имели дело американские исследователи, — говорит М. Нилин, — налицо мотивы второго рода. Люди хотят, чтобы их считали добродетельными. А что лучше «канонических» видений докажет всем строгость, богоугодность и чистоту их жизни? Еще одна группа мотивов — тщеславие, желание не отстать от других. Мотивов много, и мотивы эти из числа сильнейших. Кому принадлежат сообщения, приводимые американскими учеными? По преимуществу людям пожилым, одиноким и больным, которым льстит внимание ученого, для которых беседа с ним, быть может, единственный шанс ощутить, что их опыт, они сами нужны, интересны людям. Рассказчик невольно напрягается, старается понять, что ждут от него, старается не разочаровать. М. Нилин привел случай из собственной практики. Пожилой человек перенес операцию. Рассказывая М. Нилину о своих ощущениях, он мог припомнить лишь острое чувство страха, испытанное им в тот момент, когда на его лицо опускалась наркозная маска, и ощущение жажды после того, как он пришел в себя. Через некоторое время психолог встретил его в какой-то компании, где его знакомый повторил свой рассказ, но уже со многими красочными деталями и подробностями, не слышанными от него прежде:
— Вдруг, слышу, играет музыка. Неужели на похоронах? Дочь Лиза потратилась, оркестр пригласила. Это, думаю, напрасно.
Читать дальше