Чарльз Ледбитер: Монада

Из этого видно, что «я» — это проявление монады на высшем ментальном плане, но мы должны понять, что оно бесконечно далеко от того, чтобы быть её совершенным проявлением. Каждое опускание с плана на план значит гораздо больше, чем просто сокрытие духа — это действительное уменьшение количества духа, который выражен. Конечно, использование слова «количество» при разговоре о таких материях вовсе неправильно и может только ввести в заблуждение, но при попытке выразить такие высокие понятия человеческим языком нельзя полностью избежать несоответствий — чтобы дать физическому мозгу наиболее близкое описание того, что происходит, когда монада вовлекает себя в материю духовного плана, лучше всего будет сказать, что только часть её может быть явлена в ней, и даже эта часть должна быть представлена в трёх отдельных аспектах вместо великолепной совокупности, которую она на самом деле представляет собой в своём мире. Так что когда второй аспект тройственного духа спускается на один уровень и проявляется как интуиция, он не целиком проявляется, но только частично. И когда третий аспект спускается двумя планами ниже и проявляет себя, как интеллект — это только часть части того, чем на самом деле является интеллект как аспект монады. Также и «я» — не скрытое проявление монады, но скрытое представление незначительной её части.

Как наверху, так и внизу. Чем является «я» для монады, тем и личность является для «я». Так что когда дело доходит до личности, с которой нам приходится иметь дело в физическом мире, дробление заходит столь далеко, что часть, которую мы можем видеть, неизмеримо меньше той реальности, которую она так неадекватно представляет. И при помощи этого смехотворно малого фрагмента мы пытаемся понять целое! Трудности, встречаемые нами при попытке понять монаду, имеют ту же природу, как и те, с которыми мы сталкиваемся, когда пытаемся схватить идею «я», но они гораздо больше. В ранние годы существования Теософического Общества было много дискуссий об отношении низшего и высшего «я». В те дни мы не понимали учение даже так, как сейчас — у нас не было того понимания, которое дало нам длительное изучение. Я говорю о группе изучающих в Европе, имевших за собой христианские традиции и неопределённые идеи, связываемые христианством со словом «душа».

Рядовой христианин вовсе не отождествляет себя со своей душой, а считает её чем-то привязанным к нему неопределённым способом — будто это нечто такое, что он должен спасти. Похоже, никто из рядовых последователей этой религии не имеет ясного представления о смысле этого слова, но может назвать это своей бессмертной частью, хотя в обычном разговоре он говорит о ней как о чём-то, чем он владеет, отдельном от него. В Евангелии Богородица говорит: "Величит душа моя Господа; и возрадовался дух мой о Боге, спасителе моём". Возможно, она, как как и св. Павел, проводит здесь различие между душой и духом, но она говорит об их обоих, как о своих принадлежностях, а не как о себе. Она не говорит: "Я, как душа, возвеличиваю; я, как дух, радуюсь". Это может быть просто языковым вопросом — и всё же этот бедный язык передаёт неточную идею и неверное определение. Эта идея всегда носилась в воздухе в Европе, и без сомнения мы испытали на себе её влияние и на первых порах заменяли «душу» термином "высшее я".

Поэтому мы использовали такие выражения, как "глядя вверх на высшее я", "слушая наущения высшего я" и так далее. Я помню, что мистер Синнетт иногда говорил о высшем «я» в несколько пренебрежительном тоне, замечая, что ему следовало бы проявлять больше внимания, чем можно заметить, к несчастной личности, которая внизу борется в его интересах, и шутливо предлагал организовать общество для просвещения наших высших «я». И только постепенно мы пришли к пониманию, что высшее «я» — это и есть человек, а то, что мы видим здесь внизу, есть только малая часть его. Только мало-помалу мы поняли, что есть лишь одно сознание, и что низшее, хотя и является несовершенным выражением высшего, никоим образом не отделено от него. Мы обычно думали о поднятии «себя» до тех пор, пока не сможем объединить себя с той славной высшей сущностью, не осознавая, что это высшее и есть наше истинное «я», и что объединить высшее с низшим на самом деле значит открыть низшее так, чтобы в нём и через него могло действовать высшее.

Чтобы основательно проникнуться теософическими идеями, требуется время. Не просто обычное чтение книг и даже не усердное их изучение делают нас настоящими теософами — нужно время, чтобы учение стало частью нас. Можно заметить это на примере новых членов. Люди присоединяются к нам — люди проницательного ума и глубочайшей веры, действительно желающие сделать всё возможное для теософии и впитать её настолько быстро и полно, насколько это возможно; и при всём рвении, с которым они изучают наши книги, они не могут сразу же оказаться в таком же положении, как более старые члены общества, и будут время от времени показывать это, допуская некоторые незрелые замечания, вовсе не гармонирующие с теософическим учением. Я вовсе не полагаю, что обычное течение времени может произвести соответствующий эффект — очевидно, что если человек, который не учится, будет членом в течение двадцати лет, то по прошествии этого времени он лишь немного продвинется, но тот, кто терпеливо изучает и долгое время живёт со знающими людьми, входит вскоре в дух теософии, или лучше сказать — дух теософии входит в него.