Жан Даниэлу - Богословие иудеохристианства. Главы из книги

Нужно отметить, что об этом enswma иудео-христианство имеет важное свидетельство: это свидетельство Ерма, о котором говорит Schlier[xix]. Ерма свидетельствует о втором понимании Церкви по Бытию. Здесь речь идет о предсуществующей Церкви. Мы читаем: "Ты видишь, что вся Башня сделана как бы из одного Камня. Так и те, кто уверовали в Господа через Сына Его, будут один дух и одно тело (en pneuma, en swma) (Под.,IX,13,5)". Башня выше была отождествлена со Старицей, которая и есть предсуществующая Церковь. Единство Камня и Башни есть, таким образом, вид единства Мужчины и Женщины и en swma имеет тот же смысл, что и в Послании к Ефесянам. Впрочем, выражение "один дух, одно тело" происходитиз Еф.,4,4.

Все это приводит нас к церковной экзегезе Быт.2-4 в иудео-христианстве. Она содержит, с одной стороны, типологическое направление, которое не является специфически иудео-христианским и которое мы можем оставить в стороне[xx]. Но в другом месте мы встретим иное направление, когда творение Адама и Евы рассматривается не как образ Христа и будущей Церкви, но как свидетельство о предсуществовании Христа и Церкви — экзегеза, аналогичная той, которую мы встретили относительно шести дней. Она подтверждается одновременно Ерма, Папием, Посланием к Ефесянам, II Клим..

Имеет ли это учение прообразы в иудаизме? Здесь мы должны вернуться к необычному утверждению Анастасия Синаита, который сближал Папия с Филоном Александрийским на основании общего взгляда (qewria) духовного порядка (pneumatikwV), когда предметы Рая толковались мистически (anajerein)[xxi]. Это утверждение отчасти верно. Действительно, Филон представляет нам экзегезутворения Адама и Евы, в которой они представлены не как предсуществующие Христос и Церковь, но как ум и основные чувства человека идеального, предсуществующего в сверхчувственном мире прежде своего творения в мире чувственном (Leg.All.,I,23).

Понятно, что, как признает Orbe[xxii],это учение представляет наиболее близкую аналогию с той концепцией, которую мы изучаем. Но в другом месте влияние Филона на Павла и Ерма маловероятно, тем более что данная тема интерпретируется в философском плане, чуждом св. Павлу. Вопрос стоит тогда о том, был ли в позднем иудаизме общий источник, то есть спекуляции на темы рассказа о творении мужчины и женщины. Такие спекуляции действительно существуют, как это заметил W.-D. Davies[xxiii]. C одной стороны, мы подчеркиваем возрастающее значение образа Адама: это видно в Житии Адама и Евы, в IV Ездры, в II Варуха, у еврейской Сивиллы (III, 24-26). Эти произведения относятся к I-II вв. по Р.Х. и являются современными иудео-христианской литературе. Представляется возможным связать также с этой эпохой множество представлений, которые мы находим в Талмуде.

Остается сказать, что в этих текстах речь идет не о предсуществующем Адаме, а только о большом размере Адама до его падения. Но есть другое течение, в котором выделяются черты некоего предсуществующего небесного Адама, отличающегося от земного Адама, который согрешил. Эта концепция появляется в I Еноха: Сын человеческий предсуществует рядом с Отцом наряду с другими эсхатологическими реальностями; его имя — "названный прежде солнца" (XLVIII,3). Подобные данные мы находим в Премудрости Соломона, в замечательном отрывке, значение которого отметил M.Dupont-Sommer[xxiv]: "Премудрость сохраняла Первородного, Отца мира (pathrkosmou), который сотворен был один, и спасала его от собственного его падения, она дала ему силу владычествовать над всем" (10,1-2). Кажется, что это то развитие тем Бытия, которое являет нам идеального Человека, единственного в своем роде, чуждого греху.

Интересно, что эти представления появляются одновременно в эллинистической и палестинской среде. Они развивались в трех направлениях. С одной стороны, у Филона они соединились с платоновской мыслью. В перспективе его реализации первый Адам становится идеалом человечества, сочетая в себе одновременно идеи мужчины и женщины, отождествленных с nouV и aisqhsiV. Но такое развитие темы, как у Филона, не единственное. Эрик Петерсон[xxv] обращает внимание на магические иудео-христианские манускрипты, в которых Адам, как и в книге Премудрости, названpathrkosmou и где больше не идет речь о paraptwma[xxvi].

В другом месте мы встречаем палестинскую линию; она проявляется в писаниях Псевдо-Климента. Schoeps отметил важность Адама в этих произведениях. Он является первым воплощением истинного пророка. Он чужд греху и он вновь появится во Христе[xxvii]. Также это течение находится в гностических воззрениях: где anqrwpoV становится одним из предсуществующих эонов Плиромы, как мы уже видели. И, наконец, третье течение — ап. Павла. Оно является продолжением II Еноха, там предсуществующий небесный Адам относится к эсхатологическим реалиям, сокрытым в musthrion, в замысле Бога, а не в действительности. Это противопоставляет данное течение как Филону, так и писаниям Климента, как это отметил Davies.