Луис Ривера - К западу от смерти

— Я никого ни в чем не хочу убеждать, — сказал хозяин, снова доливая в мой стакан виски. Сам он почти не пил. — Вы спросили мое мнение, я вам его сказал. Выводы делать вам.

— Но должно же быть какое-то объяснение всему происходящему? — я был в отчаянии.

— Необязательно. Во всяком случае, в этой жизни.

— Мне не очень помог наш разговор.

— Сожалею, — хозяин был сама вежливость. — Только чего вы от меня ожидали?

— Я и сам не знаю… Думал, хоть про город расскажете.

— Если хотите узнать город лучше — идите к нему. Слушайте музыку его улиц, говорите с домами… Рано или поздно город ответит на все ваши вопросы. САМ ответит.

— Черта с два! Меня уже чуть не сожрали один раз ваши собаки. Давать им еще шанс я не хочу!

Хозяин молча посмотрел на меня, встал и убрал бутылку. Я понял, что наш разговор окончен. Допив одним глотком то, что оставалось в стакане, я тоже встал. Разочарование и легкий испуг где-то на самом краю сознания. Вот все, что я вынес из этого разговора.

— Простите, — сказал я, — не найдется ли у вас бутылки Johnny Drum для меня?

Хозяин залез в шкаф и протянул мне непочатую бутылку. Я посмотрел на этикетку. Двенадцатилетняя выдержка. Тоже неплохо.

— Включите в счет.

— Считайте, что это подарок. Некоторая компенсация за ваши обманутые надежды.

Я взял бутылку. Благодарно кивнул и открыл дверь. Но слова хозяина заставили меня замереть на пороге:

— Кстати, о собаках, — сказал он тихо. — Может, так город ответил на какой-то ваш вопрос? Вы об этом не думали?

Я открыл было рот, чтобы что-нибудь ответить, но хозяин демонстративно повернулся ко мне спиной.

Так ничего и не сказав, я поднялся в номер. Он уже казался мне почти домом. Моя квартира, уставленная дорогой мебелью и техникой, все эти ковры и мягкие кресла, стали лишь бледной тенью. Как и вся моя прошлая жизнь… Я не родился в этом городе. Но всю свою жизнь я провел здесь. Все, что было до него, — не более чем сон.

Я упал в кресло и сделал несколько глотков виски прямо из бутылки. Потом открыл рукопись. И стены номера начали таять…

Здравствуй, ночь. Сегодня одиноки мы с тобой. Но никто не отнимет у нас право излить друг другу свое одиночество.

Неизбывно оно. И нет ничего, с чем мы делились бы охотнее. И нет ничего, от чего так настойчиво бы отказывались те, кому мы предлагаем свою долю.

Как хотел бы я всей душой полюбить свое одиночество! Но для этого должно оно быть хоть немного ласковее со мной. Сейчас же еще слишком остры его зубы и слишком длинны когти. Опасным зверем оно подходит ко мне. И чувствую я его горячее дыхание на своем лице. Вижу, как заглядывает оно мне в лицо, и жестоки его глаза.

На мои попытки отогнать его факелом дружбы презрительно фыркает оно. Что ему свет и жар! Даже усы не опалит ему мой факел.

Самое жестокое одиночество испытывал я как раз в кругу друзей.

Ловушки любви обходит оно далеко стороной. Что ему эти ловушки! Оно само мастер их расставлять.

И в них попадаю я снова и снова.

На базарной площади и дружеском пиру, воспаряя к самым облакам и опускаясь на самое дно самой глубокой бездны — всегда чувствую я за своей спиной его когтистую лапу.

Не я властвую над ним, а оно надо мной. Оно входит в мой дом, как хозяин и господин мой. Тень его ложится на стены, и нету в мире тени страшнее.

Довольно урчит оно, видя тоску в моих глазах. И пока не насытится оно этой тоской, не уйдет на отдых. И даже когда показывает оно свою спину, мне рано вздыхать с облегчением. Вскоре я снова услышу, как оно царапает мою дверь.

Не прогнать и не одолеть его. Одиночество можно лишь полюбить и приручить через эту любовь. Но как много времени должно пройти, прежде чем эта кошка начнет есть из моих рук!

Так танцевал Танцующий на исходе ночи. И позади него танцевало его одиночество.

Я лежал на заправленной кровати. Лицо было мокрым от слез. Странно, а мне казалось, что я разучился плакать. Но почему я плакал? В голове стоял туман. Я посмотрел по сторонам. И узнал свою квартиру. Такой, какая она была два года назад.

Где я? И когда я?

Она ушла вчера. Мы спали вместе, но она была уже не в моей постели. И щеку мне щекотали не ее волосы, а волосы какого-то фантома, очень похожего на нее. Дыхание, тепло тела, запах духов — все это было здесь, рядом, но хозяйка всего этого уже ушла.

Я ощущал ее уход, лежа рядом, и боялся прикоснуться к ней. Мне казалось, что моя рука встретит пустоту. Странное чувство. Я лежал тихо и боялся его вспугнуть. Постепенно мне стало казаться, что комната растворилась в тишине и темноте, а вместе с ней растворился и диван, на котором мы лежали, растворилось само время, и мы вместе с ним. Не было ничего, что могло бы послужить привязкой к этому миру, не было самого мира, не было моего тела… Все это перестало существовать. Остались только ее дыхание и запах. А еще — мое сознание, которому вскоре предстояло вновь создавать мир.