Александр Амелин - Путешествие в прошлое

— Да, они увлекли себя этой фантазией, а многие приняли за перспективу.

— Разве это нереально? Ученые доказали, что…

— Ученые?… Бред какой-то. Они с одинаковым успехом могут доказать, что дважды два — пять, после того, как все поверят, что дважды два — 4. Какой бы высокий ты ни был, ты не сможешь заглянуть за горизонт. Как быть?

Я молчал, и она продолжила, — надо менять зрение, надо приобретать что-то новое. Чтоб увидеть происходящее на Орионе, мне не нужен телескоп или летающий аппарат. В любой момент я побываю там. По мере развития у человека появляются все новые и новые возможности. Он не получает их, а развивает то, что дано. Учится пользоваться. Пусть неумело, нужно время, надо научиться ждать.

— У меня ощущение, что у нас одна тема, хотя говорим мы о разном.

Она с интересом смотрела на меня, подошла, села рядом. Я любовался ею.

— Тебе нравится быть обнаженной? — Да.

— Потому что это приятно мне?

— Конечно.

— Но что же в этом приятного?

— По тебе очень хорошо видно и эстетическое восприятие и сексуальные побуждения, и они мирно существуют. В тебе ведь нет борьбы, или тебе хочется на меня накинуться?

— Ты изменила тему и все-таки остается то одно, о чем мы постоянно говорим.

— Просто ты весь скованный, как замороженный, что-то сдерживает тебя.

— Да, это так, я замечал это. Я как бы в спячке. Я — неудачник, мне не повезло в любви.

— Как же так? Такие красивые девушки…

— Ты говорила, что не читаешь мысли?

— Мысли? Какая чепуха. Ты не знаешь, что такое мысли. У тебя такой ворох всего, если перебирать, не захочется и жить на свете. Но ты из этого вороха выбираешь что-то одно. Потом опять целый ворох, и сколько там всякого грязного. Ты выбираешь звенья, которые выстраиваются в цепочку, она может быть и серебряной и золотой. Не тому вас в школе учат, надо учиться мыслить, учиться, чтобы в этом ворохе не было грязного. С этим связан поиск согласия с самим собой. А что касается моего умения, так я считываю у тебя образы и твои состояния, связующие их. Но мы отвлеклись. Она наклонила ко мне голову, прядь волос упала и щекотала мне щеку. Сладкое оцепенение было во всем теле. Это длилось долго, она не нарушала молчания. Я гладил ее по спине и повторял:

— Боже мой! Боже мой! Я так долго мог разглагольствовать о внутренней свободе, а сейчас мне так трудно далось понимание. Ты специально меня мучила?

— Ты должен был сам. Главное — только сам. Тебе часто помогают преодолеть какие-то вершины, но главную преодолеть ты должен сам, один!

— Почему же о свободе? Почему это столь важно?

— Любой самообман имеет причину только в отсутствии внутренней свободы. Любой дискомфорт, любое ощущение неудачи. Мне было легко потому, что я купалась в свободе. Даже когда отец истязал меня физическими упражнениями, а позже я сама, чувство свободы не покидало меня! Скифы с самого рождения с молоком матери впитывали в себя чувство свободы. В плену скиф чувствовал себя свободным, и то, что с ним происходило, было временной неудачей. Пленных скифы никогда не делали рабами. С детства шаман и старейшие объясняли нам, что мы состоим из тела и духа. Тело — только слуга духа, и когда мы бросались на врагов в атаку, клич «Барра!» был не для устрашения, а для освобождения духа, и мы уже не боялись поражения тела. Потому что знали — дух свободен! Именно этого в нас боялись и от страха сочиняли небылицы, которые и попали к уважаемому Геродоту. Мы всегда против бойни, хотя были выяснения отношений с помощью силы.

А когда охватываешь взглядом столетия, то замечаешь нечто общее, руководящее всем народом, некую общую идею. Правду говорят: «Лицом к лицу лица не увидать». Меня восхищают люди, которые за столь короткий жизненный срок смогли понять руководящую идею народа. У вас есть великие учителя.

Я недоуменно посмотрел на нее, поняв о ком речь.

— Я знаю, что были. Бердяев.

— Зачем же так быстро оставлять их в прошлом. Они еще долго будут с вами, хотя кое-кто из них до сих пор в депрессии. Понять Бердяева не трудно, и я понимаю его разочарование. Увидев Русскую Идею, он был в трепете. Он считал, вот оно, еще чуть-чуть и — свобода. И не просто свобода, а свобода для всех народов, и выполнят эту задачу русские. Был уверен, вот он прорыв в будущее, и естественно, такого поражения русской интеллигенции он не ожидал. Он не ожидал измены самого народа своей идее, и в этом признаться даже боялся. Да, внутренняя свобода — основа всему — была у нас, вам же досталось рабство. В этом он не хотел признаться.