И.Н.: — Это очень много дало — пребывание в клинике. Общение с профессионалами (потом у нас на отделении появилось много замечательных специалистов) дало понимание, что такое патология, что такое психика в критическом состоянии. Эти знания очень важны и потом мне они неоднократно пригодились, потому что со всеми этими «залетными» — людьми которые баловались на себе разными техниками и проводили с собой всевозможные эксперименты, мне часто приходилось работать и выводить их из всяких «трансов».
В: — А вы проводили с собой какие-нибудь эксперименты?
И.Н.: — Да, конечно. Но я в этом смысле был аккуратен, меня звали «мастером по технике безопасности». Я делал все последовательно и по правилам.
В: — Может быть вспомните какие-нибудь случаи?
И.Н.: — Ну, самое интересное было тогда, когда я захотел попробовать полное разотождествление. Я подготовил трех ребят своих: каждый из них должен был принять под свое руководство на время эксперимента — один — мое тело, другой — психоэнергетику, третий — сознание. И это удалось — я разотождествился и они потом рассказывали, как мое тело выполняло мышечные движения, как команды того человека, которому оно было поручено, психоэнергетика и сознание — тоже. Я же пребывал в пустой, как пустота пустоте и темной, как темнота темноте. Это было очень любопытное переживание, но самое смешное оказалось потом, когда все закончилось; они очень удачно меня вывели, встретили, собрали грамотно. Сидим, пьем чай, как вдруг я обнаруживаю у себя в голове каких-то пионэров, — какие-то образы пионеров в красных галстуках. Я говорю: — «Что такое? У меня в голове какие-то пионеры. Откуда?». Тогда Ева спохватилась — «О, — это мои!» — она тогда в школе работала.
Потом, например, перенос точки восприятия. Я и сам это делал и других людей потом учил — когда можно посмотреть на себя глазами человека, сидящего напротив, — это очень любопытно, когда видишь сам себя.
Вообще разные были практики. Многое мы пробовали, но все это не привлекло надолго мое внимание, потому что сиддхи есть сиддхи, — они приходят и уходят по мере необходимости. Самая большая сложность — так построить свою жизнь, чтобы тебе все это было нужно, а иначе все это — просто баловство.
Когда мы «кроликами» работали в научных экспериментах, получалось много чего делать с приборами, влиять на их показания своим сознанием. В общем, все это баловство, но если к нему относиться нормально, критично, то оно освобождает от интереса к неглавному.
В: — По поводу интереса к главному: наверное, в те годы люди проходили к какой-то реализации только на мощном устремлении. И, наверняка бывали ситуации крайне рискованные? (— «Ну.» — полусонно кивнул И.Н.). Вы можете какие-то такие ситуации вспомнить, когда удавалось пройти как по лезвию бритвы между какими-то крайностями только за счет силы устремления?
И.Н.: — Ну, это сложно сказать. Это немного такая романтизированная постановка вопроса. Вот, например, когда я делал полное разотождествление, — это тоже крайность, собственно говоря, и риск был, но в данном случае он был сведен к минимуму, так как была специально подготовленная команда.
Я знаю, что в те времена один человек в «психушке» целую диссертацию написал на тему всех этих «залетных», которые к нему попадали. Диссертация имела красивое название: «Неконтролируемый прорыв материалов бессознательного в сознание».
А так, ну какие там крайности? Ну, например, когда жрать было нечего, когда семью было нечем прокормить. Крайности могли возникнуть только у человека, который очень сильно был привязан к чему-то, к кому-то, к чему-то социальному особенно. Конечно, когда мне запретили работать с Театром, а как потом выяснилось и не только с Театром — меня нигде не брали на работу. Ну, конечно, это все для человека, который понимает, с чем он имеет дело было только стимулом. Это все — уроки. Получить сейчас такие уроки очень сложно:
В: — В отличие от того времени?
И.Н.: — Да, конечно.
В: — А почему?
И.Н.: — Какое наше время — тепличное, с этой точки зрения. Кого интересует какими ты там йогами или еще чем занимаешься? — Никого.
В: — Занимаясь какое-то время самопознанием, человек обычно подходит к такому моменту, когда приходиться расставаться с привычными ценностями и часто его начинает мягко говоря — колбасить. Это уже другой риск:
И.Н.: — Да я не думаю. Риск только в одном, — когда человек начинает без концептуальной позиции якобы расставаться, якобы нарушать социальные запреты, то есть, когда «свобода от» выводится на первый план, а вот для чего это делается, — нет никакого осознавания. Ну что такое потеря? Самое тяжелое переживание за всю мою жизнь было связано только с одним — с осознаванием одиночества.
Читать дальше