Произошло это в городке Понтуаз, в двадцати пяти километрах на север от Парижа. Несмотря на скромный достаток, семья Фламелей дала ребенку приличное образование, хоть он и не слишком хорошо овладел латынью, на что сетовал впоследствии. Приобретя необходимые знания, Николя отправился в соседний Париж зарабатывать на жизнь профессией общественного писаря и нотариуса. Поначалу он обосновался вместе с собратьями по цеху неподалеку от Кладбища Невинных [Младенцев], а затем, когда гильдия писарей переселилась в район церкви Сен-Жак-деля-Бушери, переехал туда в месте со всеми. Его скромная контора, а точнее, деревянная пристройка, ничем не отличалась от остальных; ее площадь была около полутора квадратных метров, то есть ровно столько, сколько нужно, чтобы разместитить малюсенький стол и стул. Располагалась она на улице Писарей; в английских переводах Фламеля ее часто называют улицей Нотариусов, а в русском переводе «Собора Парижской Богоматери» Гюго даже улицей Писателей, что уже слишком, потому что трудившиеся на ней йcrivains, конечно же, не были писателями — они были общественными писарями, нотариусами, каллиграфами и переписчиками книг, часто совмещая все эти профессии в одном лице. В частности, Фламель был известен как искусный «издатель»; книгопечатание еще не было изобретено, и создание рукописных копий было единственным способом тиражирования. Кроме того, он пользовался уважением среди парижской знати, потому что некоторые особенно оригинальничающие вельможи брали у него уроки письма, чтобы научиться писать на бумаге свое имя (размеры невежества в то время трудно себе представить). Жил Фламель фактически напротив своей конторы, на углу улиц Писарей и Мариво
[1] Название происходит от le petit marais, то есть «болотце». В наши дни эта улица носит имя Николя Фламеля.
; дом его был известен как «дом под Королевскими лилиями», так как над входом красовался барельеф с их изображением. У Фламеля в дневные часы всегда было много народу — его ученики и подмастерья старательно выполняли задание по переписыванию книг и копированию иллюстраций; там же радушный Фламель кормил их обедом.
Как-то раз, когда Николя стукнуло уже сорок, миловидная вдова, оформлявшая в конторе Фламеля документы на собственность, дала ему понять, что совсем не прочь снова выйти замуж, и господин нотариус ей очень приглянулся. Хотя мадам Пернелль Лета — так ее звали — была старше Николя, она выглядела довольно молодо, и была обаятельна; желание оказалось взаимным. Свадьба не заставила себя ждать, так что вскоре в доме под лилиями зажила молодая семья. Новая хозяйка, имея некоторые сбережения, доставшиеся ей от покойного мужа, наняла кухарку и горничную; не то чтобы она была ленива или избегала домашней работы, но прокормить все увеличивающуюся ораву подмастерьев, столовавшихся в доме, и убирать за ними, было не под силу одной женщине, а Фламели всегда с заботой относились к своим работникам, и угощали их от души. Сами же хозяева жили скромно, носили недорогую одежду и ели на глиняной посуде, зато качество блюд было хорошо известно за пределами дома… Но тут следует заметить, что в этой идиллии все же был один изъян.
Много лет назад, задолго до знакомства Фламеля с мадам Лета, его посетил удивительный сон. С неба к нему спустился ангел, держащий в руках большую старинную книгу, богато инкрустированную золотом. «Фламель, — сказал ангел, — посмотри на эту книгу. Ты не поймешь в ней ничего, равно как и все другие люди. Но настанет день, и ты увидишь в ней то, что больше никому видеть не дано». Николя протянул руку к книге, но ангел вместе с ней стал быстро удаляться, и в конце концов растворился в золотистой дымке. Фламель не придал значения этому сну, пока с ним не произошел интересный случай. Надо сказать, что постепенно расширяя свое «книгоиздательское» дело, он занялся перепродажей редких книг, так что его дом отчасти принял на себя функции букинистической лавки. И вот в один из дней 1357 года по цене два флорина им была приобретена красивая старинная книга, написанная не на бумаге или пергаменте, а на чем-то очень плотном, напоминавшем кору молодого дерева. Фламелю часто попадались алхимические труды, он даже переписывал их по заказу, но особого интереса у него этот предмет не вызывал; и все-таки, эта книга была точь-в-точь похожа на ту, которую ему показал во сне ангел. На первой странице ее значилось: АВРААМ ЕВРЕЙ, ПРИНЦ, СВЯЩЕННИК, ЛЕВИТ, АСТРОЛОГ, И ФИЛОСОФ, ПРИВЕТСТВУЕТ ЕВРЕЙСКИЙ НАРОД, ГНЕВОМ БОЖЬИМ РАССЕЯННЫЙ СРЕДИ ГАЛЛОВ. Книга содержала прекрасные цветные иллюстрации и текст на латыни, а также слова на «неизвестном древнем языке», который Фламель принял за греческий, хотя, скорее всего, это был иврит. Николя был столь заинтригован, что день и ночь проводил за изучением этого труда, суть которого состояла в обучении Еврейского народа искусству трансмутации металлов и получения алхимического золота, которым автор рекомендовал платить подать Римскому Императору. Несмотря на то, что, казалось бы, Фламель уже начал разгадывать смысл некоторых символических иллюстраций и понимать modus operandi [2] Образ действий (лат.).
, он нигде не находил намека на то, с какой же материей изначально следует работать; немудрено, ведь адепты никогда не могли себе позволить в письменной форме открыто называть это вещество, заключающее в себе главную герметическую тайну. Но у кого же искать помощи в этом деле? Как получить разгадку первоматерии? Снедаемый такими мыслями и сомнениями, молодой супруг часто уединялся у себя в комнате, был весьма рассеян и вздыхал без видимой причины, чем вызвал серьезное беспокойство мадам Фламель. Однажды Николя сдался, и уступил настойчивым расспросам супруги. Он поделился с ней своей тайной, и, — весьма неожиданно, — загадочная книга настолько заинтересовала Пернелль, что основным вечерним времяпровождением обоих молодоженов с того момента стало совместное рассматривание прекрасных иллюстраций и высказывание предположений касательно их символического смысла. В этом месте мы с вами, уважаемый читатель, незаметно и вполне в духе постмодернизма, вплываем в русло основного повествования книги «Иероглифические Фигуры»; есть смысл проплыть еще немного дальше, по воле волн фламелевского сюжета.
Читать дальше