Энтони Мелло - Молитва Лягушки

— Но ведь мастер был добр к тебе, — сказал Доку-он. — Займись практикой дзадзэн и сам все поймешь.

Так Джитоку и сделал. Три дня и три ночи полного погружения в дзадзэн привели его к тому, о чем он даже и не мечтал, — он ощутил восторг просветления. Эккей подтвердил его сатори.

Вновь Джитоку поспешил к Докуону и поблагодарил его за совет:

— Если бы ты не подсказал, что мне делать, я никогда не пережил бы удивительную трансформацию. А что касается мастера, то сейчас мне кажется, что его удар был совсем не сильный.

Мусо, один из самых знаменитых мастеров своего времени, однажды путешествовал со своим учеником. Они подошли к реке и сели в лодку. Когда она уже начинала отходить от берега, один подвыпивший самурай прыгнул в перегруженную лодку, едва не перевернув ее. Затем он стал сильно раскачивать ее, угрожая потопить хрупкое суденышко. Лодочник стал умолять его успокоиться.

— Здесь людей, словно килек в банке, — крикнул самурай осипшим голосом. И тут он увидел Мусо. — Давайте выбросим этого святошу за борт!

— Пожалуйста, успокойся, — сказал Мусо. — Мы уже скоро причалим к берегу.

— Что? Хочешь, чтобы я успокоился? — дико заорал самурай. — Если ты немедленно не прыгнешь в воду, то я сброшу тебя сам.

Спокойное поведение мастера в минуту опасности привело самурая в неописуемую ярость; он подскочил к Мусо и ударил его по лицу. Брызнула кровь. Больше ученик терпеть не мог. Он был сильным человеком и сказал:

— Ну все, после того, что он сделал, учитель, он уже не жилец на этом свете.

— Зачем переживать о мелочах, — улыбаясь, остановил его Мусо. — Именно в подобных случаях жизнь

проверяет учение на прочность. Запомни, что терпение — это больше, чем просто слово.

Затем он прочитал небольшой стих:

Тот, кто бьет, и тот, кого бьют, — лишь актеры в игре, скоротечность которой подобна сну.

Семерых недоумков пригласили на празднование в соседнюю деревню. Когда они, изрядно выпившие, пошатываясь, пошли домой в сторону своей деревни, начал идти ДОЖДЬ.

Наши герои устроились на ночлег под индийской смоковницей.

На следующее утро воздух наполнился их стенаниями и воплями.

— Что случилось? — спросил прохожий.

— Сэр, вчера ночью мы крепко обняли друг друга и заснули, — сказал один из умалишенных. — Проснувшись сегодня утром, мы обнаружили, что все наши конечности так запутались, что невозможно определить, где свои, а где чужие.

— Да это очень просто, — сказал путник. — Дайте-ка мне булавку. — Он вонзил булавку в первую попавшуюся ногу.

— Ай! — вскрикнул один из них.

— Ясно, это твоя нога, — сказал путешественник вскрикнувшему. Затем он уколол руку.

— Ай! — вскрикнул другой, осознавая, что это его рука.

И так далее… пока все руки и ноги не нашли своих хозяев. Счастливые чудаки отправились домой, полностью позабыв о трагичном случае.

Когда твое сердце инстинктивно реагирует на радости и печали других людей, ты полностью растворяешь свое эго и достигаешь полного единения с человечеством, — к тебе наконец приходит любовь.

Друзья пили чай в ресторане. Один из них долго разглядывал свою чашку, потом вздохнул и смиренно произнес:

— Жизнь, мой друг, все равно что чашка чаю.

Друг подумал немного, посмотрел внимательно на свою чашку и спросил:

— Почему? Почему ты говоришь, что жизнь — все равно что чашка чаю?

— Откуда я знаю? Я что, профессор, что ли?

— Подсудимый, — сказал судья, — я признал вас виновным по двадцати трем пунктам обвинения и приговариваю в общей сложности к ста семидесяти пяти годам заключения.

Подсудимый был пожилым человеком. Он расплакался. Лицо судьи немного смягчилось.

— He сочтите меня слишком жестоким, — сказал он. — Я понимаю, что вынес очень строгое наказание, но вам не придется отбывать весь срок целиком.

В глазах осужденного появилась искра надежды.

— Да-да, — продолжил судья, — отсидите столько, сколько сможете!

Епископ издал указ, согласно которому возраст женщин-домохозяек, находящихся в услужении у священников, должен быть не менее пятидесяти лет. Он был немало удивлен, когда, объезжая свой епископат, обнаружил священника, который полагал, что не нарушает указ, наняв к себе на работу двух двадцатипятилетних домохозяек.