Елена Коровина - Великие пророчества. 100 предсказаний, изменивших ход истории

«Что с тобой? – испугался Петр. – Почему ты не рада?» А Люба в слезы: «Я думала… Мы с тобой поженимся…» Петр от счастья аж задохнулся: «Конечно! Хоть завтра!» – «И не завтра и никогда! – выдохнула Люба. – Евгения Ивановна Колосова – моя родная тетя, а Саша – двоюродная сестра. Если она выходит за твоего брата, ты становишься моим братом. Тогда мы не сможем пожениться без специального разрешения церковного Синода. А он вряд ли его даст, тем более нам – актерам!»

Вот так счастье одного брата обернулось несчастьем другого. Напрасно Василий хлопотал через театр, напрасно Петр ходил по кабинетам канцелярии Синода. Но в ответ слышалось: «Это же просто неприлично!»

Влюбленные совершенно отчаялись. Казалось, будто непреодолимая бездна разлучает их навеки. Но нашелся-таки знакомый с судьбоносной фамилией Богомолов. Он помог хорошенько подмазать секретаря канцелярии, и проблема разрешилась совершенно по-российски: что нельзя за так или за маленькие деньги, можно за большие.

За несколько дней до венчания Люба поехала на Смоленское кладбище – отслужить панихиду по похороненной там матери. Подъезжая к кладбищу, она вдруг увидела над воротами «мертвую голову», как она потом в слезах рассказала Пете. Ей сделалось так дурно, что она вернулась домой. Петр тоже поехал на Смоленское. Над воротами висел образ Смоленской Божьей Матери. Она смотрела на будущего жениха грустно и как-то отчаянно. Тут бы и задуматься перед материнским отчаянием, но… впереди так явственно маячило счастье.

Словом, 28 сентября 1827 года Петя с Любой сыграли долгожданную свадьбу. Василий с Сашей, переживавшие всю эту историю не меньше новобрачных, принесли дорогие подарки, даже театральное начальство расщедрилось – назначило молодым квартиру на третьем этаже. Ту самую, о которой такие нехорошие разговоры идут. Да только какое дело счастливым влюбленным до чужих разговоров? Да и мало ли что болтают!..

Любочка Каратыгина легко взлетела на третий этаж. Отомкнула заржавевшим ключом тяжелую дверь и вошла в комнаты. Ее встретили затхлость с сыростью и еще какой-то тяжелый, нежилой дух. Но Любочка не обратила на них внимания. Подумаешь, открыть окна, проветрить да помыть! Зато теперь у них с Петей – свое жилье!

Жили дружно. Всё вместе – и дом и сцена. Через год ожидали первенца. Люба уже шила пеленки-распашонки, правда, частенько прихварывала. И тогда начинала вздыхать: «Как-то у нас промозгло в квартире!» – и распахивала окна. Как-то Петр возвращался из театра домой и увидел, что к открытому окну несется воробей. Где-то в мозгу шевельнулся суеверный страх: если птица влетит – не к добру. Петр кинулся в квартиру, но воробей опередил его. Птицу Петр, конечно, выгнал, но дурное предзнаменование из головы не шло. Любе он ничего не сказал, она и так боялась родов.

Но все прошло нормально. Родился чудесный мальчик, которого назвали в честь брата Любы – тоже актера – Николая Дюра. Люба даже вышла на сцену и вдруг – захворала. «Как же сыро в этой квартире!» – жаловалась она мужу. Доктора говорили: у нее грудница, а оказалось – чахотка! Проклятая актерская болезнь… «А что вы хотите? – скривился один врач. – Вся ваша актерская братия ест кое-как, живет в сырых квартирах, на солнышке не бывает!» Бедный Петр вздохнул: где же видеть солнышко? Актер уходит на репетицию еще затемно, со спектакля приходит, когда уже темно.

4 декабря 1828 года Любы не стало. Ее похоронили на том самом Смоленском кладбище. На этот раз мать не пугала ее, а приняла в свою могилу. На следующий день Петр съехал с квартиры на третьем этаже и перебрался к родителям. Те уже год как жили не в театральном доме, а у Поцелуева моста в доме Немкова.

В начале 1831 года приятель-актер Хотяинцев познакомил Петра Каратыгина с начинающей певицей – Софьей Биркиной. Девушка жила в доме крестной – бывшей оперной примы Нимфодоры Семеновой. Считалось, что Нимфодора обучает ее пению. Соня Биркина действительно прекрасно дебютировала и уже пела Агату в «Вольном стрелке» Вебера с огромным успехом. Но не капризной крестной она была обязана фурору, а собственному таланту и трудолюбию, поскольку в доме Нимфодоры жила скорее на правах бедной родственницы, бегающей день и ночь по разным поручениям бывшей примадонны и ее дочерей.

Однажды Петр застал девушку в слезах – вздорная Нимфодора ни за что ни про что устроила ей выволочку. С тех пор Петр стал считать своим долгом хоть чем порадовать бедную девушку: приносил конфеты после спектакля, собственноручно выпилил Соне подсвечник из березового корня. Весной они каждый вечер гуляли по улицам и набережным Петербурга. Но в июне в городе объявилась страшная «индийская гостья» – холера. Театры позакрывались. Все, кто мог, бежали за город. Укатила на дачу и Нимфодора с дочерьми и крестницей.