Колетт Барон-Рид - Вспоминая будущее. Путь к восстановлению интуиции

Упражнения, приведенные во второй части книги, помогут вам развить ваши врожденные способности. Однако, тренируясь, помните: цель работы — не в том, чтобы научить вас стать прорицателем, а в том, чтобы помочь вам вернуть вашу изначальную, но по ряду причин утраченную связь с шестым чувством — настроиться на его голос и сигналы.

Лично я верю в то, что, как только мы оказываемся в состоянии получать доступ к своему шестому чувству, наша жизнь становится намного лучше и интереснее. Когда возрождается этот потерянный ресурс, наш повседневный опыт жизни приобретает более глубокое значение, и мы обретаем способность, а вместе с ней и возможность сознательно участвовать в создании собственной жизни согласно собственному выбору.

Восстановление интуиции — тот путь, который являет собой часть древней святыни тайного общества, членом которого все мы являемся. Это похоже на сильное желание связи, которое обнаруживает себя в магическом зеркале и говорит: «Да, это я». Восстановление интуиции напоминает нам, что душа не живет внутри тела, а наоборот — тело живет внутри души. Именно поэтому как духовные существа мы все едины и открыты дыханию Божьему: пепел к пеплу, прах к праху.

Часть I

Моя история

Глава 1

Я, мои сны и Луна

Луна управляет не только приливами и отливами, но и моим знаком зодиака, а по гороскопу я — Рак. Поэтому, когда я смотрю на Луну и вижу, как она освещает ночное небо, я всегда думаю, что и в моей жизни она, вероятно, делает то же самое, сопровождая меня в темноте.

Первой о том, что Луна оказывает на меня большое влияние, узнала моя мама. Она утверждала: с тех пор, как мне исполнилось два года, вплоть до четырехлетнего возраста, каждый раз в полнолуние я бродила во сне, общаясь с кем-то невидимым.

Детские игры и голоса в голове

В четыре года я осознала, что слышу некие внутренние голоса. Началось это с того, что, занимаясь чем-то своим, вне видимости и вне общества мамы, я стала слышать ее фразы — как реакцию на мои действия. Часто меня удивляло, когда она, в реальности узнавая о том, что я сделала или натворила, дословно произносила те же самые фразы, которые я уже успевала «услышать» в своей голове ранее. Мама даже рассказывала, что я играла с ней в такие игры еще в младенчестве: сидя на высоком стуле в слюнявчике, например, во время обеда. Как только она отворачивалась, я брала свою чашку с едой и быстренько вываливала ее содержимое себе на голову. Затем я сидела с глупой улыбкой на лице, а мой обед стекал по моей голове и щекам на пол. Я радостно гукала в ожидании начала шоу. Мама была уверена, что я ждала от нее совершенно определенной реакции, потому что я очень сосредоточенно смотрела на нее и внимательно прислушивалась. Когда же я дожидалась реакции, то чуть не упала от смеха со стула. Мама говорила, что я была действительно необычным ребенком.

Сколько себя помню, я всегда все знала заранее. Иногда это были эпизоды из повседневной жизни, а иногда — тягостные картины будущего. Например, я всегда точно знала, как моя мать будет ругать меня за что-то, или что по пути домой отец забудет купить батон. За несколько дней до воскресного завтрака я в деталях знала, о чем будут беседовать мои родители.

В детстве я любила играть с куклами Барби и Кеном, представляя, что они — мои родители. Я припоминала разговор, который якобы слышала между ними, и мои куклы разыгрывали его в лицах. Несколькими днями позже, а иногда и почти сразу, эта же сцена разворачивалась в действительности — между моими мамой и папой — в точности как я ее «помнила», раздавая куклам роли. Меня это, конечно, сбивало с толку, но всегда развлекало и, наверное, радовало.

Иногда внутренний голос сообщал мне о простых вещах, например, о том, когда в булочную завезут мой любимый шоколадный пирог с зеленой посыпкой, и тогда я знала наверняка: его привезут завтра. А однажды тот же голос сообщил мне, что осенью умрет пекарь. Я помню, как все лето говорила маме, что буду очень по нему скучать, и что нам, вероятно, следует запастись пирогами, ведь никто другой не сможет приготовить их так же вкусно, как он. Мама не понимала, о чем я пытаюсь сказать ей, и отказывалась покупать пирогов больше обычного. Это очень расстраивало меня, ведь я знала, что говорю истину, но никто не хотел меня слушать.

Я и подумать тогда не могла, что в моем знании было что-то «особенное», ведь такие предчувствия случались у меня постоянно, а потому казались мне совершенно обычными. Я не понимала, почему родители все время просили меня помалкивать о тех «воспоминаниях», которые еще не случились. Я не ведала разницы между действительным воспоминанием и предвидением или предчувствием. Вне зависимости от того, что и о ком я «вспоминала», слыша голоса в моей голове, реакция на мои слова всегда была одинаковой.