Александра Давид-Неэль - Посвящения и посвященные в Тибете

Капли воды окропляют горло кандидата.

Л а м а: «Этот сосуд и эта вода символизируют желанное знание, которое извечно существует в мудрости, рожденной из понимания. Познав себя, ты осуществишь свои желания. Пусть же в тебе проявится «мудрость, все уравнивающая»!».

Это специальное выражение означает мудрость, которая выявляет тождественность природы всех существ. Такая мудрость обретается путем созерцательной медитации.

Сосуд с западной стороны помещается напротив пупка кандидата.

Л а м а: «Эта драгоценная вода счастья, облагораживающего деятельность, наполняет сосуд, свободный от страстей. О сын, обрети способность стать бесстрастным».

Капли воды окропляют пупок. Как было сказано выше, этот центр энергии также очищается.

Л а м а: «Этот сосуд и эта вода символизируют Вечный дух, бесстрастный и блаженный, который, подобно потоку бессмертия, прокладывает свой путь через телесные центры энергии. Познай же мудрость распознающую!»

Это относится к той мудрости, которая распознает частные характеристики всех объектов познания и правильно их классифицирует.

Сосуд с северной стороны поочередно прикладывается к указанным четырем точкам: макушке, сердцу, горлу и пупку.

Л а м а: «Драгоценная вода «безопасной деятельности» наполняет сосуд « мудрости, которая быстро дарует состояние блаженства». Благословенный сын, будь же наделен могущественной силой, которая даст тебе осуществление цели».

И все вышеупомянутые четыре места окропляются водой для очищения центров энергии.

Л а м а: «Эта вода и этот сосуд символизируют безопасное достижение вечно свободной сущности, сияющей в лучах духовной энергии. Эту самопросветляющую, самоосвобождающую и самосущую мудрость, эту великую силу всесовершенной вечности познай как « мудрость, соединенную с деятельностью».

Действия этого ритуала такие же, как и у только что описанного; единственное отличие заключается в том, что вместо сосудов используется череп, которым лама только один раз прикасается к тем же четырем точкам. Используется не целый череп, а крышка черепа, оформленная в виде чаши. Считается, что она наполнена напитком бессмертия, который символизируется, как уже ранее говорилось, ячменной водкой или черным чаем.

Литургический текст, который значительно короче предыдущего, ссылается на «отцовско-мате– ринский» символ, воплощающий метод и знание. В тексте упоминаются также циркулирующие в теле потоки психической энергии и циркуляции силы между различными существами вселенной.

Он не включает никаких ритуальных действий. Они заменяются « умственной активностью» (йид кйи фйаг гйя, произносится как йид кйи чаг гйя). В речи ламы излагаются теории, немного напоминающие индуистскую веданту. Здесь мир явлений называется нереальным, представляет собой разновидность игры (санскр. лила), в которой бессознательно и непреднамеренно участвует Абсолют, неразрывно слившись с Тайей (иллюзией).

Здесь ученику предлагается рассматривать действие как игру (тибет. ролпа), в которой разум находит свое удовольствие, хотя он знает, что созерцаемые им действия лишены реальности.

Лама также знакомит ученика с некоторыми типами медитации, которые тот должен практиковать.

Здесь лама в исключительно образной манере описывает определенные фазы созерцания солнца, которые он сравнивает с фазами образования миров, согласно учению ламаистов.

«Между небесами и землей потоки, пересекающиеся друг с другом, как от бесконечного вращения многочисленных дордже», – образное представление скоплений атомов.

Затем речь идет об ассоциации разума с материей, причем манера изложения напоминает одну из теорий философской школы санкхья.

Неведение, действующее как сила, побуждает разум выйти из Пустоты и войти в «город пяти стихий». Теперь он собирается войти в великий круговорот, а затем – в царства шести видов существ, то счастливых, то несчастных, хотя освобождение происходит немедленно, как только разум узнает самого себя; затем он бежит из мира, в котором был пленен, и возвращается в Пустоту, и там находит покой.

Тем не менее это вовсе не драма, разыгрывающаяся во времени; во всех этих эпизодах нет ничего реального. Ламаисты рассматривают их как ложное представление о нашей природе и всем окружающем нас мире. Высокообразный язык Востока насыщает эти туманные теории такими поэтическими элементами, которые невозможно выразить. Здесь сбитый с толку разум изображен как герой, который мучительно пробирается по узкой извилистой тропе, затем вырывается из заточения, возвращается к себе и засыпает на своем ложе.