В. Сафонов: Невероятное

Увы, у науки так и не дошли руки до прижизненной проверки феноменальных явлений, которые мог бы представить ей В. Г. Мессинг.

Знакомство с Мессингом было для меня только соприкосновением с областью магического и совсем не исследованного, спорного и бесспорного, отвергаемого как наукой, так и общественным мнением. Оно добавило горечи к моему скептизму, но на этот раз уже по отношению к возможностям преодоления трудностей, стоящих на пути всего нового и каждой новой идеи, если она не укладывается в привычное для ортодоксов от науки прокрустово ложе общепринятых, привычных понятий.

Спустя три года после того, как эпопея с Мессингом стала забываться, произошла встреча с другим человеком, положившая начало тому, что продолжает действовать и по сие время.

— Хотите познакомиться с человеком, который кажется мне очень оригинальным шизофреником, если он таковой на самом деле? Во всяком случае, то, что он рассказывает о себе, весьма необычно, и вам как журналисту он будет интересен. — Вот такое предложение прозвучало однажды по телефону.

Как журналисту… Это действительно был интересный период в моей жизни, когда я с увлечением брал интервью у академиков и крупных ученых как внештатный корреспондент столичных газет. Я уже говорил об этом. Занятие это не возбраняется всем, кто имеет желание, необходимый для разговора с интервьюируемым ученым минимум знаний ну и умение интересно изложить содержание состоявщейся беседы.

Но вернемся к телефонному звонку. Ныне покойный талантливый физик И. А. Александров, видимо, считал меня профессиональным журналистом, для которого должно представлять интерес знакомство с человеком из разгромленной нацистской Германии.

— Этот Н-ский рассказывает, — продолжал И. А. Александров, — что в середине тридцатых годов он, русский рижанин, уехал учиться в Берлин, где и окончил какое-то оккультно-медицинское астрологическое заведение. И что в войну он был личным врачом-биорадиологом генерал-полковника Роммеля в его африканском экспедиционном корпусе.

— Шизофреник?

— Не знаю, увидите сами.

— Проходимец-авантюрист?

— Тоже не знаю. Я его сам видел только раз, в обществе одной пожилой дамы. Если хотите, могу устроить эту встречу у себя завтра вечером.

— Могу я с собой прихватить одного моего товарища? Он работает на Петровке, 38. Этот человек может оказаться и для него тоже интересным.

Мы договорились о встрече, и я позвонил своему другу, предупредив о том, что буду представлять его как инженера, а не работника уголовного розыска.

Вопреки ожиданиям увидеть тихопомешанного с доминантой бреда о знакомстве с деятелями третьего рейха или ловкого жулика и афериста, нас познакомили с человеком средних лет (тогда ему было около пятидесяти), приятной наружности, с вполне корректными манерами и очень средней по словарному запасу русской речью с режущим слух немецким акцентом. Никаких жуликоватых, бегающих глаз, никакого шизоидного сумеречного взгляда. Приличный костюм и очень вежливая улыбка — все это не оправдало наших ожиданий, вызвав в первые минуты знакомства неловкие паузы в разговоре.

— Мне сказали, — Н-ский слегка поклонился в сторону хозяина квартиры, — что будет разговор с представителями прессы и науки.

Я подтвердил это, приняв как можно более солидный вид.

— Мне бы хотелось заинтересовать советскую медицину некоторыми методами лечения ряда заболеваний, не поддающихся излечению применяемыми способами.

— Почему бы вам не предложить свои услуги Минздраву СССР напрямую, без посредников? — спросил я.

Наш собеседник устало усмехнулся и махнул рукой:

— Был, говорил, но меня там принимают за… — он выразительно покрутил указательным пальцем у виска.

Разговор явно пошел, по моему мнению, не по тому руслу, так как ни я, ни мой друг с Петровки никакого отношения к медицине не имели. Чтобы как-то отойти от необходимости по-деловому обсуждать его предложение, я стал расспрашивать его о прошлом. Кто он, как оказался в Германии, почему решил вернуться на Родину.

Н-ский отвечал с явной неохотой, но и не уклонялся от прямо поставленных вопросов.

Да, он из русских рижан. Родители умерли, когда ему было всего пять лет, и он воспитывался в семье своей бывшей бонны фрау Кох, в начале тридцатых годов переехал в Германию, поступил на медицинский факультет Берлинского университета, но уже в конце первого курса был отобран государственной секретной комиссией в особую группу, где изучались астрология и методы биорадиационного лечения — то, что мы называем еще лечебным магнетизмом. Да, он был в африканском корпусе генерал-полковника Роммеля в чине гауптмана, по-русски — капитана, но как медик, биорадиолог.