Джон Перкинс - Шаманские техники личностных изменений. Опыт превращений

Однажды ночью к нему пришел великий мастер. Этот мастер считался одним из самых мудрых.

— О-Нами, — сказал он, — ты — Великие Волны. Ты должен в это поверить. Иди в свою комнату. Не ложись спать этой ночью, думай о Великих Волнах. Поверь в того, кем ты являешься. Ты — это гигантские волны, которые сметают все на своем пути.

О-Нами ушел в свою комнату. Всю ночь он медитировал. Сначала просто думал о волнах. Его посещали другие видения, но он отбрасывал их. Постепенно остались только волны. Они наполнили комнату, накатывая и закручиваясь в водоворотах. Когда взошло солнце, в комнате О-Нами бушевало море..

После этого никто уже не мог одолеть его.

— Зрители клялись, что видели, как О-Нами накатывается на своих противников как могучая волна, — уверял меня Таюп. — Другие борцы говорили, что он не давал им дышать — что они буквально тонули, не в состоянии высвободиться из его захвата.

Он очень любил эту историю. — История об этом борце показывает суть вещей, — однажды сказал

он. — Ты говоришь о превращении. А дело в том, чтобы просто быть. Мы можем быть всем чем угодно, потому что на самом деле мы и есть все. Каждый есть все остальное, и кроме этого больше ничего нет.

Он рассказывал много историй о людях, которые всегда стремились стать кем-то, вместо того чтобы просто быть. Я приведу здесь историю о балийской танцовщице, дочери его старого друга.

— Я собираюсь стать танцовщицей, — говорила она. Через несколько лет тяжелых тренировок она разочаровалась в себе. Отец отправил ее к Таюпу.

— Я прихожу на пробы, но каждый раз оказывается, что недостаточно подготовлена, — сказала она. — Очень хочу стать танцовщицей. Если бы только удалось получить работу!

— Хочешь стать танцовщицей? Но ты разве не танцуешь каждый день? — Конечно, я постоянно тренируюсь. — Ты танцуешь? — Все время. — Тогда ты — танцовщица, — сказал он, и попросил ее станцевать. Потом сказал, что это было самое прекрасное зрелище, которое он когда-либо видел.

— Ты танцовщица, — повторил он. — Но меня никогда не приглашали выступать. — И что? То, что какой-то глупый хореограф еще не нанял тебя, не имеет значения. Если тебя наймут завтра, будешь ли ты лучшей танцовщицей, чем сегодня?

Она покачала головой. — Правильно. Ты останешься замечательной танцовщицей. Ты танцовщица. Будь ею.

Через неделю ее взяли на работу в самую известную танцевальную труппу Джакарты.

Поздним вечером Таюп попросил меня встретиться с ним в роще недалеко от гостиницы, в которой мы жили.

— Дай мне полчаса, — сказал он. — Приходи туда, где стоит деревянная скамейка. Я хочу кое-что показать.

Я с нетерпением ждал, пока пройдут полчаса. Я читал «Сидхартху» Германа Гессе, но было тяжело сосредоточиться на книге. Я чувствовал, что должно произойти что-то важное.

Наконец, полчаса прошли. Я с трудом сдерживался, почти бежал к роще, где стояла скамейка. Когда подошел ближе, замедлил темп, пытаясь имитировать походку, которой научил меня Таюп, чтобы он не заметил мое нетерпение. Подошел к деревянной скамейке и осмотрелся. Таюпа нигде не было. Сделал круг, ища его везде, но так и не нашел. Разочарованный и растерянный, я решил подождать несколько минут. Присел на скамейку.

Через некоторое время я начал засыпать. Прилег на скамейке и закрыл глаза. Ветер шевелил листву, убаюкивая меня. Я, должно быть, заснул. Затем что-то коснулось моей щеки. Я сел и огляделся. За скамейкой был невысокий сухой куст. Подумал, что меня коснулись его ветки. Лег обратно, и только начал засыпать, как почувствовал, что ветка снова касается моей головы… Я схватил ее. Рука! Я встал и увидел Таюпа. Он сидел на корточках за скамьей, превратившись из куста в старика-яванца. Я не мог поверить глазам. Он был абсолютно голым.

Я вскочил и бросился к нему. — Как ты сделал это? — потребовал ответить я. Он неуклюже подошел к другому дереву и достал маленький сверток из углубления под его корнями. Достал рубашку, шаровары, сандалии, надел их. Затем вернулся.

— Сделал что? — Ты знаешь. Стал кустом. Он стоял очень близко, смотря прямо в глаза, что раньше делал крайне редко.

— Неужели ты ничему не научился? — спросил он, и я заметил легкое разочарование в его голосе. — Я не становился кустом. И человеком тоже не становился.

Я помедлил. — Ты был кустом. Он улыбнулся. — Правильно. — Но как? — Точно так же, как ты есть тот, кого я вижу сейчас перед собой. Меня интересовал еще один вопрос. Я не решался задать его, но знал, что должен это сделать.