Алекс Гонсалес - Бессмертие. Как его достичь и как избежать

Гигантская сила воли и нечеловеческое самолюбие помогли ему выжить, и великие дела совершить он все же сумел. Его открытия значительно приблизили космическую эру человечества. Но это ли было его главным предназначением?

О том, насколько глубокой была убежденность Циолковского в его особом призвании и назначении, свидетельствует тот факт, что даже в письме к любимой девушке он, по его собственному признанию, писал, что является «таким великим человеком, которого еще не было, да и не будет». Позднее он отмечает в воспоминаниях: «Тогда я уже думал о завоевании Вселенной». Кем стал бы Константин Циолковский в эту бурную эпоху социальных потрясений, если бы не глухота, поразившая его в детстве? Частичное представление об этом можно получить, читая его почти неизвестные широкой публике философские работы.

Но для начала приведем два пространных отрывка из его дневников и еще несколько немаловажных фактов биографии.

На знаменитого ученого неоднократно нисходили мистические видения, присущие скорее пророкам и религиозным лидерам. Что они означали?

«Опишу... случай, бывший 40 лет тому назад в Боровске, на моей квартире, в доме Ковалева... (кажется, в 1886 году весной, в апреле. Мне было 28 лет).

В силу разных условий и событий душевное состояние у меня было тяжелое. Унывал я.

Книги Нового Завета я тщательно еще раньше изучал и высоко ценил личность Галилейского Учителя и его учеников. Но широкой точки зрения по молодости не имел. Все затемнялось узкой наукой. Едва мерцала возможность того, о чем проповедовал Учитель.

В отчаянии я прибегнул к Нему, к его силе, желая поддержки, и думал так: если бы я видел знамение в виде совершенно правильного креста или грубой, но правильной фигуры человека, то это было бы довольно, чтобы я придал вечное значение Христу в земных делах и прогнал свое учение (курсив мой — А. Р. Г.).

Потом я забыл эти мысли и желания. Мы переехали через несколько месяцев... к Ковалевым, и тут-то ранней весной, с крылечка, выходящего во двор, я увидел часов около 5-6 то, что потом сильно влияло на меня всю жизнь.

Опять не помню, что я прежде увидел. Кажется, облачный крест точной формы, как бы вырезанный из бумаги (четырехконечный католический „криж" с равными концами). Строго симметрично, прямолинейно, без хлопьев и зазубрин. Какие силы показали мне эти облачные фигуры, как они (силы) прочли мои мысли и как исполнили мои желания, — я не знаю.

Не отрывая глаз от него, я стал звать жену но она не слыхала и не пришла. Я успокоился и стал смотреть по сторонам. Потом опять взглянул на крест, но уже увидел фигуру человека, тоже как бы вырезанную из бумаги (без глаз, без пальцев, очень грубую, но правильную). Потом уже припомнил, что я ранее желал все это видеть».

«Вот что случилось со мной 31 мая 1928 года, вечером, часов в 8. После чтения или какой-то другой работы я вышел по обыкновению освежиться на крытый застекленный балкон. Он обращен был на северо-запад. В эту сторону я смотрел на закат солнца. Погода была полуоблачная, и солнце было закрыто облаками. Почти у самого горизонта я увидел без всяких недостатков как бы напечатанные горизонтально расположенные рядом три буквы: чАу. Ясно, что они составлены из облаков и были на расстоянии верст 20—30 (потому что близко к горизонту). Пока я смотрел на них, они не изменяли свою форму. Меня очень удивила правильность букв, но что значит „чау"? Ни на каком известном мне языке это не имеет смысла. Через минуту я вошел в комнату чтобы записать дату и самое слово, как оно было начертано облаками. Тут же мне

пришло в голову принять буквы за латинские. Тогда я прочел: „Рай". Это уже имело смысл. Слово было довольно пошло, но что делать: бери что дают. Под облачным словом было что-то вроде плиты или гробницы (я не обратил внимания).

Я понял все это так: после смерти конец всем нашим мукам, то есть то, что я доказывал в „Монизме". Таким образом, говоря высоким слогом, само небо подтвердило мои предположения. В сущности, это — облака. Но какие силы придали им форму, имеющую определенный и подходящий смысл! В течение 70 лет я ни разу не страдал галлюцинациями, вина никогда не пил и возбуждающих средств никогда не принимал (даже не курил).

Проекционный фонарь не мог дать этих изображений при ярком дневном свете, притом при большом расстоянии эти изображения были бы не видны и искажены, так же и дымовые фигуры (производимые с аэроплана). Если бы кто захотел подшутить надо мной, то написал бы по-русски „Рай". По латыни тоже было бы написано „Ray”, а не „rAy", как я видел — почему-то с заглавной печатной буквой посередине и строчными по краям.