Зор Алеф - БЫТЬ

Винюсь и признаюсь во всем, что согрешил, и признаю себя виновным в глазах Бога и грешником перед всеми людьми. Посему я, достойный наказания, упрашиваю вас, всех ангелов и святых Бога, в свиде­тели свои в день суда против диавола, врага и недруга человеческого рода, в том, что я во всем этом сознал­ся с чистым и непорочным сердцем, так, чтобы не возрадовался недруг мой, что грехи мои блуждали во тьме, и чтобы я был исповедан перед Богом, Творцом моим».

Разумеется, Человек волен облечь свою ис­поведь в любую форму.

Исповедь, как акт раскаяния, неизбежно сопро­вождается искуплением.

Что такое искупление? Это такая точка во време­ни, за которой личность как бы раздваивается: отныне существуют «Я» и «НЕ Я», где «Я» – наша личность после процесса раскаяния, а, соответственно, «НЕ Я» – это та старая часть нашей личности, обусловленная кармой и заблуждениями прошлого, которая прекратила существование, развеявшись, подобно иллюзии.

За свою физическую жизнь Человек может несколько раз переживать Искупление – и каждый раз будет происходить процесс расслоения на «Я» и «НЕ Я», иначе говоря, процесс очи­щения от бремени прошлого.

Искупление, сопровождающееся смертью старой личности и рождением новой, может быть названо Инициацией души.

Состояние Инициации, отсекающее в нас прошлое от будущего и «землю от огня», передано в «Священной Терапевтике»:

«Ты пришел за Инициацией? Тогда приготовься к смерти, ибо пришло время старому умирать, а новому рождаться и крепнтуть. Но родясь заново – не узнаешь себя в прошлом,, и самому себе сделаешься чужим Человеком, так, что оглядываясь назад, скажешь: «Кто ты? Я никогда не знал тебя».

Так будь благословен припадающий с чистым сердцем к Источнику Святого Огня! Да пребудет в тебе Отец, и да продлится милость его над душою твоей вовеки, и пусть слава Его льется дождем на твоих детей, ибо они – есть будущее.

Входи. Кольцо Завета ждет тебя».

Альберт Больштедский, прозванный Великим, повернул массивный ключ в замке окованной железом двери. Открылась узкая, уходящая в темноту лестница.

– Фома! – позвал он. – Фома!

– Я здесь, Учитель, – донесся приглушенный голос.

– Дай свет.

Появился факел, который нес долговязый человек. Увидев бледное лицо своего Учителя и то, с каким трудом он держался на ногах, Фома Аквинский неодобрительно покачал головой и, перехватив факел, предложил руку.

Лестница привела в обширное помещение с камен­ным полом. В одной его части стоял длинный стол с множеством сквозных отверстий разной величины. В некото­рые из них были вставлены кривые металлические трубки, едким концом подсоединенные к различного рода стоя­щим на полу сосудам, а другим – выходящие в некое подобие камина, вделанного в стену на уровне груди чело­века среднего роста. Это зрелище дополняли сложные приспособления для удерживания предметов на весу, кипы пергамента и широкие, массивные свечи с толстыми фити­лями, по-видимому, используемые в качестве миниатюрно­го источника сильного тепла.

Большую часть другой половины помещения за­нимал тройной концентрический круг, расстояние меж­ду частями которого было покрыто четкими знаками, нанесенными углем.

Перед большим кругом был изображен меньший, в котором среди свечей стояла колба с зеленоватой жидкостью. Справа, в трех локтях от основного круга, сквозь дымовую завесу ароматических курений проступал алтарь. Над ним висело распятие, с четырех сторон окруженное письменами на выбеленной стене.

Все это было магической лабораторией второй половины тринадцатого века.

– Оставь меня, Фома. Я хочу побыть один.

– Но, Учитель, я думаю…

– Прошу тебя.

Вздохнув, Фома Аквинский толкнул протяжно заскрипевшую деревянную дверь и исчез в проеме стены.

Оставшись наедине с самим собой, Альберт Больштедский, тот, кого называли великим в магии, еще более великим в философии и величайшим в теологии, некоторое время стоял, пытаясь совладать с гнетущей его тяжестью. Затем, словно в приступе внезапной слабости, бросился перед алтарем на колени. Сердце его разрывалось от муки.

– Omnipotenti Dominus ! [149] «Всемогущий Господи!» – лат.

Долго я шел путем Твоим, многие совратились и блуждали во тьме, – я вытерпел все. Я вступил в орден Доминика, меня, меня… называли «псом Господним» – я пошел на это, Господи, чтобы найти Корень, донести завет Твой… Всю жизнь я искал Корень Истины, я презрел богатство, славу, возобладал над страстью, на Твой алтарь я принес сердце свое, неужели все это – тщетно? Мне угрожает костер, и пепел труда моего развеется, смешавшись с моим пеплом. Так ли при­дется покидать мне этот мир скорби, чтобы снова родиться в мучениях для завершения начатого? Не позволь, не допусти!