Татьяна Калистратова - Темная сторона России

Мне что-то доставляло не сильный, но дискомфорт. Это как. ну вот вы привыкли носить стринги, а потом вынужденно надеваете трусы-парашюты и понимаете, что что-то не то. Вот и у меня было такое же ощущение неудобства.

И кулон-оберег стал вдруг теплым, почти горячим, и словно пульсировал, как всполохи огня над поверхностью озера.

— А может, тихонько на веслах, вдоль берега подойдем, посмотрим?

Это — не я. Я не могла такое предложить. Я вообще спать хочу!

— Тань, ты с ума сошла?

«Да! Да! Уговаривайте меня этого не делать, не надо туда идти!»

— Хотя, — продолжил Кит, — почему бы и нет.

«Нет! Нет, не надо, это были не мои слова. Я не хочу! Это опасно и вообще может быть очень неприятно!»

Это кричала не я, а просто какой-то мой проснувшийся внутренний голос.

Мы тихонько спустили лодку и пошли на веслах у кромки берега. Метров за сто до происходящего действа постарались даже веслами поменьше шевелить.

Подошли почти к берегу и затаились за каким-то кустом. На поляне перед нарисованным на скале гигантским человечком танцевали больше чем тридцать фигур. в масках, в шкурках, с бубнами и палками.

Круто! Мы попали на шаманские пляски. Йола начала снимать все это действо на ночном режиме без вспышки.

И вдруг все на поляне застыли. Вождь этой катавасии покачнулся в одну сторону, и откуда-то зазвучали тревожные звуки барабанов. В другую. И указал вдруг точно на то место, где пряталась наша лодка. И все сорвались с мест в стремлении достать то, на что показывал шаман.

— Ки-и-и-т, мотор!!! Уходим, нас раскрыли!

Кита попытался завести мотор, но тот только чихал и плевался. Но вот движок затарахтел, и мы начали медленно разворачиваться в сторону озера. Слишком медленно. Мы уже почти развернулись, когда десяток рук схватился за борта лодки и нас вытянули на сушу. Мотор захлебнулся в последнем всхлипе и замолчал. Нам предложили выйти, тихо пояснив, что если мы сделаем это сами, то с нами не случится ничего плохого.

Так под белы рученьки нас и повели к костру. Причем так грамотно отделили друг от друга, что мы даже не видели, кто из нас где.

Шли в молчании, и вдруг мой провожатый (или конвоир?) сказал:

— А хочешь увидеть, кем была несколько столетий назад? И всю свою историю вспомнить? Не побоишься?

Вот это предложение.

Все же я собралась с духом:

— А чего тут бояться, знания лишними не бывают.

— Ну тогда давай, сейчас как раз полнолуние, и ты — на шаманском великом месте рядом с черным камнем.

Опять закапал дождь. Его капли падали мне на лицо, и мне лениво подумалось: «Как бы дождик не помешал камланию.»

Но шаман, или кто там вел меня от лодки к камням, вдруг сказал:

— Наоборот, поможет даже. Тучи для Небесного Огня — очень хорошо. А к рассвету небо прояснится.

— Что такое «Небесный Огонь»? — прошептали мои губы. — Молния, что ли?

— Нет, что ты. Это северное сияние. Без него камлать — только время понапрасну терять.

— И откуда здесь взялись такие отличные дрова? Даже толстые березовые чурбаки.

— Нашел, — коротко ответил «шаман или не шаман», вытаскивая из рюкзака, лежащего неподалеку от костра, и раскладывая на камни различные миски, дощечки, фляжку и маленькие пластиковые стаканчики.

Костер, тихонько постреливая яркими угольками, разгорелся.

— Чего смотришь? Для тебя все это готовилось. Знал, что придешь. Всё, кушать подано! — торжественно объявил шаман, наполняя пластиковые стаканчики бурой жидкостью из пузатой фляги. — Присаживайся!

— Пахнет алкоголем, — садясь на торец березового чурбака, промямлила я. — Ты кто? И где все? Где Никита и Йола? И вообще, вы же, малые народы, водку не употребляете. У вас какого-то фермента для этого не хватает.

— Это не водка, а чистый спирт, настоянный на местных травах и корешках. «Бальзам сопок». А попутчики твои спят и будут спать до рассвета, и видеть странные сны про свою сегодняшнюю и завтрашнюю жизнь. А нам с тобой, понимаешь, перед камланием надо «пропитаться» духом наших древних сопок. Выпить травяного бальзама, отведать правильной пищи. Подбрось-ка еще дровишек в костерок. Умница, спасибо. Ну, за тебя! За то, чтоб ты вспомнила себя и вернулась!

— Да куда вернулась-то? В чукчин дом, что ли, жить, олешков пасти? — Я махом опрокинула в себя «тундровый бальзам». Он оказался ароматным, чуть горьковатым и очень забористым. Дыхание сбилось и замерло на добрую минуту, на глаза навернулись крупные слезы.

— На, занюхай, — заботливо посоветовал «шаман или не шаман» и протянул кусочек лепешки. — Теперь отдышись немного. Полегчало? Тогда — закусывай! А вернешься. — Он пожевал губами. — Куда надо, туда и вернешься.