Станислав Хохель - Чудеса возможны, или Путь к Волшебству

– Ну вот, – улыбается мой духовный наставник Мерла, заглядывая в написанный мной текст, – видишь, как всё просто. – Помог ли ты этой женщине больше, чем своим нынешним клиентам или нет – какая разница? Значение имеет не то, что ты ей дал, а то, что ты тогда дал себе сам.

Конечно, сейчас ты уже умеешь работать над собой, осознаёшь значение добрых дел для своей кармы и обладаешь большими возможностями для того, чтобы исправлять судьбы других людей.

Но ведь и дано тебе немало – не последним делишься.

Теперь посмотри на то, кем ты был и что для тебя значило это яблоко.

Так что не удивляйся тому, что тот бедный, невежественный и закомплексованный юноша, из которого ты вырос, дал себе тогда очень, очень много.

…Земля, несущаяся в безбрежном космическом пространстве, хватает ли тебе нашей любви? Не устала ли ты нести на себе человечество, вечно спешащее за иллюзорным счастьем и походя потребляющее твои главные дары?

Хотим, чтобы ты чувствовала себя в бескрайнем космосе любимой, защищённой и почитаемой твоими детьми.

Как большое красное яблоко в тёплой женской руке.

Как молодой человек, правящий Судьбу по наитию свыше.

Как эта книга, улучшенная трудами Мерлы.

Как благодарное сердце в центре Вселенной.

Синее небо. Белоснежные вершины фиолетовых гор. Наверх лучше не смотреть – ослепляющий кружок солнца будет долго прыгать разноцветными пятнами в тотчас же увлажнившихся глазах.

Где-то там, возле солнца подвижной точкой парит древний орел. Пастух не видит его, но знает, что он здесь. Мысленно можно подняться к нему и кружить рядом с ним в бескрайней синеве.

Орел – царь гор. В этих местах лишь ему, птице, позволено есть животных. Пастуху приходилось защищать от него свое стадо в периоды приплодов, но он никогда не жалел, если орлу все же удавалось улетать с добычей – царь брал свое.

– Энрике! Энрике! Еле слышный крик выводит старого пастуха из состояния задумчивости. В поисках нового пастбища он опять забрался слишком высоко.

Товарищи пастуха чуть различимыми фигурками мелькают где-то внизу. Они отчаянно машут руками, стараясь привлечь его внимание. А с годами им все труднее это сделать. Старик отправляется собирать сухую траву для костра и подолгу стоит посреди плато, обдуваемый переменчивыми ветрами гор.

– Пришла Манекита, – говорят ему товарищи, пока он, отряхиваясь, спускается к ним с утеса по узкой тропе. – Она хочет забрать свою овцу.

Отдать овцу хозяину – обычное дело. Но Каиме и Акин соблюдают традицию – старший должен знать, что творится в отаре.

Энрике молчит. Это тоже дань неписаным правилам – отдавший овцу знает, что на время выпаса пастух становится хозяином отары, и хотя не было случая, чтоб из-за возвращения возникал спор, было бы неправильно отдать частицу своего стада просто так, без всяких объяснений.

– У меня заболел муж, – выступает вперед Манекита. – Нужно заплатить знахарю за лечение.

Манекита – мать троих маленьких детей, сохранившая девичью фигурку и веселый нрав. Она смотрит на Энрике, смешно прищурясь – солнце бьет ей из-за спины пастуха прямо в глаза.

Энрике подает знак Каиме. Теперь до самого вечера придется управляться с Акином вдвоем – Каиме когда-то ухаживал за Манекитой и наверняка возьмется ее провожать. Впрочем, это и к лучшему – женщине с овцой в одиночку будет трудно спуститься с горы.

Старый пастух молча отдает молодому шерстяной плащ, служащий ему когда тентом, когда одеялом. Это разрешение поспать – до полной луны по ночам за стадом следит Акин. Старик молча радуется: нет времени лучше, чтобы отвлечь мысли от стада и побыть одному в горах. Вечером солнце не так ярко светит и орел будет хорошо виден среди быстро чернеющих гор.

Каиме с овцой едва поспевает за быстрой походкой Манекиты. Женщины в ее возрасте в селении боятся показываться на людях, а вот она везде ходит сама. В юности Каиме и Манекита были очень близки, но их дружбу прервал голос пробудившейся природы. Манекита вышла замуж за сына старосты, а Каиме завел подружек среди приходящих в селение скупщиц брынзы и одеял.

Акин спит, раскинувшись на двух пончо. Старый пастух смотрит в небо, изредка переводя взгляд на блуждающих по плато овец. В том, что житель селения назвал бы едва видимой точкой, старик различает распростертые крылья, острый силуэт головы и вибрирующий от напряжения хвост. Точка пришла в движение – орел бросился вниз за пищей.