Идрис Шах - вестник суфизма (Сборник)

«Когда Шах начал писать, он словно вернулся назад, в свое детство, и ясно представил буквально сотни рассказов простого народа: он учился у слуг, у деревенских рассказчиков, у великой персидской литературы и даже «только из воздуха» (Э. Кистер-мл. Великий шейх суфиев).

С вершины горы, на которой стоит храм, открывается прекрасный вид на любимые Идрисом Гималаи, а старики судачат о местных звездах, писателе Редьярде Киплинге, который «в точности описал Симлу» в своей книге, или о «белом маге» Александре Джейкобе, местном маге и ювелире. Рассказывают, что он мог становиться невидимым: приглашенные к обеду гости видели только нож и вилку, мелькавшие в воздухе. А в его саду — и только там в целом городе — порхают прекрасные яркие бабочки.

Говорят, что всем этим чудесам его научил один великий суфийский святой, точнее, его блуждающий дух и теперь Джейкоб, хотя он белый, да еще, поговаривают, русский, обладает частью мистической силы мусульман.

.Все эти были и небылицы крепко запали в душу юного Идриса. Ах, если бы он мог повелевать тайными силами и сделать так, чтобы вокруг его дома тоже всегда летали бабочки! И чтобы горы никогда не были закрыты тучами и он всегда мог их видеть от своего дома.

Увы, нашим желаниям часто не суждено сбыться. Скоро семья начала собираться в дорогу в далекую страну, о которой Идрис так часто слышал от отца. Намерения отца явились для него полной неожиданностью.

Отец Идриса, полный амбициозных планов, решил вернуться в Европу. Они переезжали в Англию, в Лондон, точнее, на его дальнюю южную окраину, в округ Саттон, входящий в состав 33 округов Большого Лондона. Из Саттона до The Big Smoke, как называют лондонцы свой город, ходили красно-синие электрички, а само местечко было похоже на бедную европейскую деревушку, в которой самыми большими достопримечательностями были Королевский госпиталь и две тюрьмы. Но пока только это место было им по средствам.

Сирдар Икбал активно занялся торговым бизнесом, писал книги, пытался заниматься политикой, но выдающихся успехов не достиг, и достаток семьи был хотя и достойным, но довольно скромным. Разумеется, помимо обычной деятельности бизнесмена Икбал занимался и служением — по некоторым данным, как уже упоминалось, он был тайным советником и наперсником некоторых восточных мировых лидеров и даже имел частную беседу с королем Георгом V. Некоторые источники утверждают даже, что Сирдар Икбал до начала Второй мировой войны побывал с секретной миссией в советской Средней Азии, но есть большие сомнения в достоверности данной информации.

У братев Омара и Идриса появилась младшая сестренка Амина. Однако Идрис, ошарашенный расставанием с домом, с горами, со всем, что любил всем сердцем, резко изменился — открытый и живой мальчик стал робким и молчаливым.

Вот и первый духовный кризис. Ребенок принимал готовую веру отца как нечто само собой разумеющееся, но растущий разум подверг детские верования суровой критике, признав их нелепыми и постаравшись отвергнуть. Часто в подобные периоды совершаются «революционные», но по сути глупые, несколько кощунственные и полудетские попытки все опровергнуть. Человек пытается на время найти спасение в науке (чтобы потом вернуться к своей религии, поняв, что наука имеет представление лишь о внешних фактах действительности).

Идрис много читал в это время, восполняя пробелы домашнего обучения, возможно, тогда он

впервые для себя открыл все великолепие классической персидской литературы и поэзии, неразрывно связанных с суфийской традицией.

Таких тихих и робких мальчиков обычно обижают в школе, к тому же он был не белым англичанином, а полукровкой с черными кудрявыми волосами, смуглой кожей и жгучими черными глазами. Эмигрантов, подобных их семье — зажиточных, интеллигентных восточных людей, — в Англии тогда было совсем немного, как и вообще эмигрантов.

Но Идрису и его брату, Омару Али, повезло: в Саттоне тогда не было сильного предубеждения к чужакам, как говорят в Англии, «карманы от них не прятали». Они могли спокойно общаться со сверстниками, постепенно принявшими их в свое мальчишеское братство, и даже пользовались немалым уважением за твердость характера в сочетании с большой долей восточной дипломатичности.

Идрис взрослел, и, как всякого подростка, его мучили вопросы о выборе жизненного пути. Родные вершины Гималаев казались теперь такими далекими, что вспоминались все реже. Он стал воспитанником одновременно двух культур, сыном Востока и Запада. Юношу захватила скорость жизни крупнейшей европейской столицы.