У меня возникло чувство, что меня окружили. Мне нужен был выход для творческих сил, а движение хотело заполучить в моем лице выразителя официальных идей. Это и показывает, насколько я превратился в ходячий межкультурный конфликт. Индию отвергала не Америка, а американец во мне. В какой-то момент я познакомился с престарелым Лоуренсом Рокфеллером, одним из пяти легендарных братьев Рокфеллеров. Их мать была ревностной буддисткой (и собрала коллекцию буддийского искусства, не знавшую себе равных на Западе), а Лоренс, как мне показалось, сильнее прочих сыновей перенял ее духовные интересы. Когда мы встретились, он держался учтиво и приветливо и предоставил говорить мне, а сам слушал.
В то время у меня было не меньше шести встреч с новыми людьми в день, поэтому я плохо помню, о чем мы говорили. Но на прощание он сказал:
– Вы далеко пойдете. И пойдете еще дальше, если перестанете держаться за подол Махариши. Разорвите эту пуповину.
Это замечание и пугало меня, и искушало одновременно. Мне-то казалось, что у меня с Махариши чистые отношения. Они отражали классическое распределение ролей учителя и ученика, о котором я читал в древних писаниях. Гуру имел право устраивать ученику сколько угодно испытаний. В одной классической притче ученику приказывают построить каменный дом голыми руками. Он выбивается из сил, а когда работа закончена, гуру смотрит на дом и заявляет: «А теперь передвинь его на три фута влево». Я передвигал дом семь лет.
Если я никак не мог выкинуть из головы совет Рокфеллера, то не потому, что готовился совершить новый импульсивный скачок. Я стал отмечать у себя внутреннюю закономерность — и дело было не в том, чтобы разорвать все связи и бежать. Нет, я каким-то образом настроился на безмолвный внутренний голос, и когда я решался на внезапные перемены, то словно бы видел себя со стороны, видел, как я все это делаю. Мое поведение свидетельствовало, что человек дошел до поворотного пункта и ему нужна свобода. Однако внутри я ощущал полное спокойствие, и свобода, в которой я нуждался, была не просто свобода, она была непостижимой абсолютной свободой духа, вот почему Кришнамурти по справедливости назвал ее «свободой первой и последней». Парадокс заключался в том, что когда я в 1992 году ушел от Махариши, то уверился в своей духовной миссии куда больше прежнего.
Каждая личность складывается, словно мозаика, по кусочкам, однако разница, и весьма огорчительная, состоит в том, что сколько бы в нее ни вошло кусочков, представить себе цельную картину все равно не удается. Я потратил много лет на то, чтобы выстроить вариант аюрведы, подходящий для потребностей жителей Запада, а в результате сложилась картина, в которой аюрведа была далеко не главной. Эта картина была о переосмыслении строения человеческого организма. Раньше я касался этой темы лишь кратко, а теперь нужно объяснить ее подробно, поскольку мне пришлось взглянуть в лицо жестокой реальности и разобраться, что это вообще такое — медицина и исцеление, а действовал я при этом от имени движения сторонников трансцендентальной медитации или сам по себе, было уже неважно.
Мне перевалило за сорок, и с точки зрения опытного врача мне было ясно, что старые концепции, которые когда-то казались незыблемой истиной, сплошь пошли трещинами. Начнем с того, что считать организм машиной, как принято в медицине, основанной на науке, — порочная практика. Машины от использования изнашиваются, а наши мышцы и кости лишь становятся прочнее.
Машины собирают из отдельных деталей. Человеческий организм — цельная, холистическая система, соединенная органически. Каждая клетка — разумный микрокосм в пределах разумного макрокосма. В аюрведе мне нравилось именно то, что из нее можно было сделать рычаг, чтобы перевернуть всю систему, однако пересмотреть устройство организма при массированном сопротивлении официальной медицины было в принципе невозможно.
Врачей учили так, что они были, в сущности, высококвалифицированными техниками и к моим метафизическим доводам относились с крайним презрением. Для них исцеление организма не нуждалось ни в какой философии. Важны лишь результаты. Однако я понимал, что результаты тоже расплываются по краям. Ярчайший пример — кардиология. Ежегодно примерно полмиллиона больных подвергаются операции аорто-коронарного шунтирования, чтобы привести в порядок засоренные артерии. Иногда такой больной — мужчина средних лет, жалующийся на боль в груди, классический симптом стенокардии. Но чаще у него вообще ничего не болит, только кружится голова при малейшей физической нагрузке или он не проходит тест на беговой дорожке.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу