Вадим Демчог - Играющий в пустоте. Мифология многоликости

Так на « территории вдохновения » рождается « многосенсорный человек », то есть существо с эволюционно продвинутым сознанием, с более развитой интуицией и более тонко воспринимающее окружающий мир… [269]

Идея вращения не нова, она отражает фундаментальный принцип мироздания и имеет место фактически во всех практических системах познания и самопознания. Известно также, что «молекулы, атомы и элементарные частицы являются сферическими вихрями, которые, в свою очередь, представляют собой проекции вихрей пространств более высоких топологических измерений, чем трехмерное ( гипервихрей )» [270]. Этот процесс спиралевидного стягивания пространства к центру в некоторых восточных традициях называется танцем «телоглазого» дракона вокруг жертвы , и неминуемым следствием этого танца-охоты является вдохновенное рождение Вселенной новой мыслеформы.

Далее нам остается только удерживать в Уме состояние осведомленности о трех составляющих этого процесса: 1) о пустом, и поэтому тотально бесстрашном пространстве зрителя; 2) о вибрирующей интенсивной радостью творческой потенции актера; и 3) о жесте теплоты, сочувствия и любви, проявляющемся через активность роли .

И еще несколько маленьких иллюстраций к тому, что есть вдохновение: «В ночь с 22 на 23 сентября 1912 года художник, за пять часов написавший Приговор, оставил в своем дневнике запись: „Только так можно писать, только в таком состоянии, при таком полнейшем раскрытии тела и души“. Он знал, что создал шедевр. Но лишь пять месяцев спустя, 11 февраля 1913 года, работая над корректурой Приговора, осознал смысл написанного. Здесь нет позы. Кто хоть однажды испытал такое, знает, о чем здесь речь. При всей глубочайшей продуманности Улисса и Поминок они несут на себе следы этой вечно бурлящей бездны, выбрасывающей огненные протуберанцы из своих недр. Черные дыры, пожирающие память. Безвозвратность и незабываемость, переходящие друг в друга. В этих нижних пластах сознания дремлют боги и демоны забытых религий, пережитки кровавых и извращенных варварских цивилизаций, олицетворения подавленных инстинктов человечества» [271].

В истории современной медицины одним из самых ранних изложений универсальной формулы «этапа борьбы», предвосхищающего непосредственное «озарение», является формулировка Роберта М. Йеркса и Джона Д. Додсона – двух видных ученых начала XX века. Их исследования доказали, что повышение стресса влечет за собой улучшение физической формы и повышение эффективности труда. Другими словами, чтобы достичь максимальной продуктивности, нам необходимы напряженный период накопления и аналитическая оценка своих действий на любом подготовительном этапе любого проекта. И когда интенсивность воображения становится нестерпимой, тогда «Корнелий Агриппа в пятнадцатом веке гласит о двадцатом, евангелисты пишут Евангелие, Рыбак Духовный пишет „О сообщении души и тела“, а великие мистики в темноте своей вещают истину о грядущем» [272]. Однако, и это также важно знать, связь между стрессовым напряжением и результативностью озарения существует лишь до определенного уровня. Эти же ученые установили, что когда стресс становится чрезмерно сильным, физический мозг перестает быть управляемым, его продуктивность быстро идет на спад. Таким образом, «люди, стремящиеся „включить“ в себе механизм озарения , должны освоить этот принцип точно так же, как и любую другую новую концепцию» [273].

Говоря о процессе создания своего «Вертера», фон Гёте также утверждает, что написал это «сочиненьице» подобно лунатику и сам изумлялся ему, когда обрабатывал; Байрон сознается, что, сочиняя «Чайлд Гарольда», «был наполовину помешан, витал средь метафизики, гор, озер, ненасытной любви, невыразимых мыслей и находился под кошмаром своих собственных проступков»; Глюк полагает, что мелодии «прилетают к нему неведомо откуда»; Гайдн уверяет, что все сделанное им – «промысел Божественной воли»; Шюц пишет о Паганини: «В момент, когда он берет в руки инструмент, его существа как будто касается сам Господь, проходящий по всему его существу каким-то небесным огнем. Всякое чувство слабости оставляет его тогда, он становится совсем новым существом, весь преображается…» Шопенгауэр же, подводя черту под бесконечным списком подобных заявлений, указывает на то, что «творчество гения всегда – действие сверхчеловеческого существа, отличного от самого индивидуума и лишь на время поселяющегося в последнем»; всезнающий Беттинелли вторит им всем, ведь он уже знает, что «самый благоприятный для поэта момент может быть назван сном, приснившимся в присутствии разума, который, по-видимому, следит за его течением с открытыми глазами» [274].