Вадим Демчог - Играющий в пустоте. Мифология многоликости

Вывод: изучив «клавиатуру» своего микро-театра , мы можем оказывать мощное обратное воздействие на ткань макро-театра , внося изменения с помощью персонального творческого усилия. Тем более что, говоря словами Лурианской каббалы, «от самого человека зависит совершенствование высших миров и самого Бога» [80]. И это означает, что «легче расширить понимание „человека“, чем снова и снова изобретать Всевышнего» [81]. Согласен, для мозга, воспитанного в суровых традициях диалектического материализма , все это может звучать ошеломительно! Но предположим, что это пока очередная парадоксальная гипотеза.

Известно, что центром гравитации предмета является бесконечно малая точка, но, опираясь на нее, весь предмет находится в равновесии. «Это не интеллектуальное понятие и не физическое местоположение, которое можно было бы определить какой-то магической маркировкой. Это динамичный, вибрирующий, живой центр равновесия и стабильности». [82]Карл Юнг для обозначения того, что имеется в виду, использовал слово «мандала» (магический круг), в центр которого помещался некий Великий человек , Мастер , или Божество .

Следуя Платону, который, как известно, уже рассматривал круг как символ психики, в наше время круг или сферу как символ Самости определили К. Г. Юнг и М.-Л. фон Франц. Итак, традиционно считается, что круг выражает целостность психики во всех ее проявлениях, включая взаимоотношения между человеком и всей природой. Где бы ни появился символ круга: в примитивном культе солнца или современной религии, в мифах или снах, в мандалах, нарисованных тибетскими монахами, в планах городов (у которых есть мундус – центр) или сферических построениях древних астрономов, – он всегда указывает на единственный наиболее существенный аспект жизни – ее абсолютную завершенность. В этой связи интересно отметить, например, что индейский охотник племени наскапи рисовал своего Великого человека не в образе человеческого существа, а в виде мандалы (магического чертежа). Знаменитый круг мастера дзен Сангая также символизирует собой единство, закругленность, совершенство, или озарение человека. Абстрактные мандалы были характерны также и для европейского христианства. Это подтверждают окна кафедральных соборов, олицетворяющие человеческую Самость , перенесенную на космический план (космическая мандала в образе сияющей белой розы явилась в видении Данте). Таким образом, любое священное или мирское здание, город, схема проекта, имеющие в плане мандалу, являются проекцией архетипического подсознания на внешний мир (см.: Человек и его символы. М.: Серебряные нити, 2002).

Реальность всей культуры, «все искусство, религия, наука и технология, все, что когда-либо было сделано, сказано и продумано, произошло из этого созидательного центра» [83]. Известно так же, что «иммунная система организма коренится именно в этой загадочной стране… как и все архетипические образы и устремления» [84].

Итак, несмотря на монотонный голос скептика, мы решаемся предположить, что наши мечты прямо здесь и сейчас – реальность .

И это уже огромная победа! Фактически выход на сцену Театра Реальности означает «прокол в иное измерение» [85], обнаружение так называемого центра тяжести , или центра циклона , то есть того положения Ума, из которого мы можем легко «дотянуться» как до зрителя , так и до роли ; но в то же время это не «пустая» плоскость зрителя , где не за что схватиться; но и не «окаменевшая», черная плоскость роли , где все уже застыло в форме ( в маске ); это та самая плоскость, где возможен живой танец, живой акт творчества-любви. Это непосредственное, открытое во всех направлениях место для игры, из которого разворачивается так называемый « театрон – место для зрелищ » [86]. Или лучше – площадка для танца [87], или, обращаясь к символам алхимии, rotundum – круг совершенства, в котором все находится в состоянии « сейчас и навсегда » [88]. Формулой Друнвало Мельхиседека: «Священное Пространство сердца, в котором познается собственный потенциал как источник всякого творчества» [89]; « Зона прозрачности » [90], или, словами Эрика Нойманна, « некое небесное место ». Возвращаясь к Гессе, это сцена магического театра ; для Матса Эка [91]– « Внутренняя Сцена », для Брайана Роута [92]– « безопасное место », « театр сна »; или еще мощнее: « состояние транса » (то есть глубокого расслабления); или более философски: « бытия », а не « делания »; или совсем просто: состояние « грез наяву ». И наконец, для Сатгуру Свами Вишну Дэва – « Поле Игр Беспредельного » [93]. Одним словом, это не место, но как бы творческая потенция , «не пустота и не материя, а та промежуточная сфера утонченной реальности, которая адекватно может быть выражена только с помощью символа» [94].