Елена Блаватская: Заколдованная жизнь (сборник)

– Я проклинаю тебя, враг Нерфус! Да будут муки твои десятикратно тяжелее моих! Пусть великий закон воздаст…

Тяжелое копье падает и, пронзив горло жертвы, пригвождает голову к земле. Горячая алая струя вырывается из зияющей раны, покрывая короля и воинов несмываемой кровью…

Время – веха богов и людей в безграничном поле вечности, убийца своих порождений и памяти человечества – время движется бесшумным безостановочным шагом через эоны [6]и века… Среди миллионов других Душ вновь рождается Душа-Эго: для счастья или для горя, кто знает! Пленница в своей новой человеческой форме, она растет вместе с ней, и вместе они осознают, наконец, свое бытие.

Счастливы годы их цветущей юности, неомраченной нуждой или страданием. Они ничего не ведают ни о прошлом, ни о будущем. Для них все – лишь счастливое настоящее, ибо Душа-Эго и не подозревает, что жила когда-то в другом человеческом сосуде, она не знает, что родится вновь, и не помышляет о том, что последует за этим.

Ее Форма спокойна и довольна. Она еще не доставляла своей Душе-Эго серьезных волнений. Она счастлива благодаря ровной мягкой безмятежности своего нрава и атмосфере любви, сопутствующей ей повсюду. Ибо это – благородная Форма и сердце ее полно благодушия. Никогда еще Форма не тревожила ДушуЭго слишком сильным потрясением и никоим иным образом не нарушала спокойной безмятежности своего обитателя.

Два десятилетия проходят незаметно, будто единое путешествие, долгий путь по залитым солнцем дорогам жизни, усаженным вечно цветущими розами без шипов. Редкие печали, постигающие эту пару близнецов – Форму и Душу, кажутся им подобными бледному свету холодной северной луны, чьи лучи погружают все вокруг освещенных ею предметов в тень еще более глубокую, нежели тьемнота ночи, ночи безнадежной скорби и отчаяния.

Сын государя, рожденный, дабы в должное время принять бразды правления королевством отца, с колыбели окруженный благоговением и почестями, окруженный всеобщим уважением и уверенный во всеобщей любви, – чего же более может желать Душа-Эго от Формы, в коей пребывает?

И так Душа-Эго продолжает наслаждаться жизнью в своей непреступной башне, безмятежно взирая на панораму бытия, непрестанно меняющуюся перед двумя ее окнами – двумя добрыми голубыми глазами любящего и добродетельного человека.

Однажды надменный и неистовый враг стал грозить королевству отца, и дикие инстинкты бойца прошлого просыпаются в Душе-Эго. Она покидает свою страну грез среди цветов жизни и побуждает свое Эго из плоти обнажить клинок воина, уверя его, что это делается ради защиты страны.

Побуждая друг друга к действиям, они одолевают противника и покрывают себя славой. Они заставляют надменного врага в крайнем унижении повергнуться во прах у своих ног. За это история венчает их неувядающими лаврами доблести, лаврами успеха. Они делают из поверженного врага подставку для ног и превращают маленькое королевство своих предков в огромную империю. Удовлетворенные, полагая, что не могли бы пока достичь большего, они возвращаются к уединению, в страну грез милого дома.

В течение следующих трех пятилетий Душа-Эго сидит на обычном месте, взирая из своих окон на окружающий мир. Над ее головой голубое небо, а необозримые горизонты покрыты, казалось бы, неувядаемыми цветами, растущими в лучах здоровья и силы. Все выглядит прекрасным, как зеленеющий луг весной.

Но в драме бытия недобрый день приходит ко всем. Он ждет – и в жизни короля, и в жизни нищего. Он оставляет след в биографии каждого смертного, рожденного от женщины, и его нельзя ни отпугнуть, ни упросить, ни умилостивить. Здоровье – это росинка, падающая с небес, дабы оживлять цветение на земле лишь в течение утра жизни, ее весны и лета… Но она недолговечна и возвращается туда, откуда пришла, – в невидимые сферы.

Песок в часах, отмеряющий сроки человеческой жизни, струится все быстрее. Червь подточил цветок жизни в самой его сердцевине. Сильное тело однажды оказывается простертым на тернистом ложе боли.

Душа-Эго больше уже не сияет. Она тихо сидит и печально смотрит сквозь то, что стало окном ее темницы, на мир, который теперь быстро окутывается для нее саванами страдания. Уж не преддверие ли это приближающейся вечной ночи?