Виктор Тростников - Трактат о любви. Духовные таинства

Это уж точно, что все мы горемыки. Проклятие, что ли, на нас лежит какое? Умом-то всё понимаем, а совладать с чувствами не можем. И ничто нам не помогает – ни звёздное небо, ни шум листвы, ни мудрые книги. Хотя нет, существует всё-таки вещь, которая способна излечить нас от дурости, – ВРЕМЯ. Исцелило оно и его. Прошло полгода после того вечера, и он был уже далеко отсюда и был весел и спокоен. Он шёл по шумному Литейному проспекту, и над Александровским мостом висела половинка луны, а он вспоминал Машеньку уже не с гримасой страдания, а с доброй улыбкой. В его душе не было и следа обиды, ничто в ней не сжималось, не ныло. Он снова стал нормальным умным человеком, пригодным для всех человеческих дел, а не для одной лишь неподвижной мысли. Он был настолько нормален, что позволил себе даже поразмыслить о её будущем. Интересно, какой она станет в его теперешнем возрасте, то есть в двадцать восемь лет? Он старался увидеть её взрослой, но в глазах всё равно стояло юное лицо с характерным выражением беззащитности, обрамлённое мягкими светлыми волосами с необыкновенным золотистым отливом. А кто будет её мужем – видный учёный, знаменитый писатель, флигель-адъютант? Здесь он вдруг почувствовал некоторую ревность, но она тут же заглохла, так как он начал думать о совсем других вещах. Он попытался представить себе, какой будет Россия, когда Машеньке стукнет двадцать восемь. Это будет. да, это будет ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТЫЙ ГОД. В этом загадочном грядущем его воображению открывалась могущественная и изобильная Российская держава, великодушно распахнутая всем странам и народам, питающим к ней зависть и уважение.

А впрочем, Бог с ним, о нём довольно. Не в нём дело. Не ради же него я сюда приехал, а ради себя. Ещё прошлым летом, когда я впервые увидел эту поразительную аллею, я почувствовал, что в ней таится что-то для меня важное, какой-то намек, который я должен расшифровать. И вот настал момент, когда это стало не просто важно, а жизненно необходимо, и я оказался здесь с той же неизбежностью, с какой больная собака оказывается в лесу, где растёт нужная ей травка…

Да, эти липы подтверждают мне, что любовь к женщине есть наша вечная ошибка, вечное роковое недоразумение. Дело в том, что наша любовь и женщина, которую мы считаем её предметом, связаны друг с другом гораздо меньше, чем мы предполагаем, а главное – совсем не той связью, какая нам представляется. Во-первых, это не любовь, а призыв о помощи. А во-вторых, он в действительности обращён не к той материальной женщине, которая существует вне нас и независимо от нас, а к таинственной внутренней женщине, не имеющей ни плоти, ни конкретного облика, но живущей в нас с самого рождения. Большую часть времени она пребывает в спячке. Но вот настаёт момент, совершенно непредсказуемый, и некая встреченная нами материальная женщина включает в нас какой-то спусковой механизм, и наша внутренняя женщина пробуждается, принимает образ этой материальной и, обретя таким способом определённость, страшно активизируется. В чём же состоит её активность? В попытках решить очень важную для нас личную проблему, прежде тоже дремавшую на дне сознания, а теперь всплывшую и требующую немедленного решения. Но хотя наша внутренняя женщина стала почти реальной, ибо присвоила реальные черты внешней, решить нашу проблему она не может, и в нашем интуитивном осознании её бессилия и состоит любовная мука. Эта мука – не что иное, как бессмысленная из-за своей безнадёжности разборка, происходящая в нашей душе, но поскольку она провоцируется внешней женщиной, мы пытаемся вовлечь в эту разборку и её, приставая с ножом к горлу, чтобы она в ней участвовала, причём нож иногда фигурирует не иносказательно, а буквально. Конечно, с объективной точки зрения это глупость, но какая может быть объективность, когда в душе буря! Нося в себе бурю, трезвого ума не сохранишь, вот влюблённые все до единого и становятся глупцами. И он таким глупцом был, когда рыдал, прижавшись к липе, но, когда буря утихла, поумнел. А я вот остаюсь глупцом…

Любовная глупость начинается с подмены, со смешивания двух разных вещей. Всякий, кто влюбился, – обознался, ибо принял внешнюю женщину за внутреннюю и наивно стал ожидать от неё той помощи, которую призвана оказывать душе внутренняя. А она знать не знает, чему надо помогать, не понимает, что от неё хотят, и вообще ей нет никакого дела до душевных переживаний влюблённого, истинную причину которых он и сам не понимает.