Зоя Афанасьева - Оптина Пустынь. Духовный оазис России

Преподобные старцы Оптинские

Что построено еще, что поновлено и дополнено в авраамиевское зиждительное двудесятилетие?

Упомянем церковку Владимирскую в глубине монастырского двора, – искусной архитектуры, крестообразная, с полукружными боковыми завершениями. Даты сооружения – 1809–1811 годы, строительный материал на постройку пожертвовал надворный советник Петр Петрович Камынин. В храмовых полукружиях устроено было шесть келий для помещения «больничной братии». («Здесь престарелые и слабые старцы находят себе отраду, помощь и удобство к духовной жизни», – замечает летописец.) Церковь так и называли – больничная.

Не забудем, к чести строителя-игумена, рассказать и еще об одной примечательной постройке, своеобразной монастырской святыне, овеянной оптинским духом любви, назидательности и мудрости. Речь пойдет о доме настоятеля – до наших дней сам корпус не дошел, но зато долгие годы (дожив до нынешнего возрождения Оптиной) сохранялся «домик-близнец», точь-в-точь повторивший в 1819 году постройку совсем недавнего настоятельства Авраамиева.

По правую сторону от больничной церкви во имя Владимирской иконы Божией Матери располагался «корпус настоятельский, деревянный, на каменном фундаменте». Просторными сенями разделялся он на две половины: справа – покои настоятельские о четырех комнатах, а слева – келии братские (числом тем же), размещались в них келейники игумена. Дата постройки – 1812 год, расцвет созидательных трудов игумена Авраамия, положенных в основание благополучия врученной ему «на поправку» и ставшей родной обители. У дома с мезонином было и свое «парадное» назначение: предназначался он для отдохновения (в келиях второго этажа) посещавших Оптину архиереев. Кстати, на сей раз в качестве благословляющего зодчего выступил сам епископ Калужский и Боровский – преосвященный Евлампий, по плану которого и был выстроен настоятельский корпус. (В Оптиной он желал провести остаток дней своих в молитвенном покое.)

Два старинных изображения – дома настоятеля и его приемной келии – хотя и относятся ко времени преемников игумена Авраамия (сразу же следующих за ним), все-таки сохранили обаяние эпохи возрождения Оптиной первой трети XIX века во всей красе новизны, упорядоченности и монашеского благолепия.

Замечательно, что все основные монастырские постройки, воздвигнутые под смотрением отца Авраамия Оптинского, по своему расположению относительно друг друга составляют правильное подобие креста. Так и в зримом образе обители утверждалась спасительная мысль о крестоношении – как главном подвиге монашества.

Шел 1808 год. Внешнее устройство обители, ее новые храмы, братские корпуса, разведенный внутри монастыря фруктовый сад и многие другие усовершенствования говорили сами за себя: расцвет Оптиной радовал богомольную Россию. Но у настоятеля вместе с тем появилась и новая скорбь. Вверенная ему обитель жила по законоположению о монастырских штатах 1764 года, которое предписывало содержать в Оптиной Пустыни… не более семи монашествующих с настоятелем! И не было у игумена прав взять под свой кров желающих принять иночество, даже тех, коих он почитал достойными. Посоветовавшись с единодушною братиею, о. Авраамий решился выйти с очередным прошением – на сей раз на высочайшее имя: у государя императора Александра Павловича испрашивалось благоволение об умножении числа оптинского братства.

«Оная Пустынь, – писал настоятель, – издревле состоит на своем пропитании… Положено семь братии и с настоятелем, кои едва могут совершать Божественные Литургии, а иные посещением Божиим бывают одержимы болезнями; почему священнослужение отправляется с крайней нуждою, и через оное, стекающимся в число братства разного звания людям, равно приходящим из разных мест богомольцам, наносится ощутимое прискорбие; почему я, движим ревностию к Богу, хотя и желал бы всеусердно доставить тем стекающимся слушателям душеспасительное удовольствие каждодневным совершением Божественной Литургии, но иногда оного выполнить не можно, по малобратственному числу…»

Отец настоятель сожалел о том, что желающие воспринять на себя монашеский чин, по неимении праздных вакансий, «с великим прискорбием выходят вон» – удаляются из обители. А в ней к тому времени собралось уже до пятидесяти человек, которые неотступно просили игумена «о водворении их в монашеском чиноположении». Он же, в свою очередь, смиренно испрашивал «прибавить 23 человека, чтобы составилось тридцать – комплект на братство».