В действительности, эта неясность – необходимое следствие исходных посылок антропологии К. Ранера, для которого история есть объективация трансцендентальной истины, понимаемой как самораскрытие Бога [29] Ср. J. Ratzinger, Vom Verstehen des Glaubens , in «Theologische Revue» 74 (1978), 177–186; S. Ubbiali, Il sacramento e l’istituzione divina. Il dibattito teologico sulla verita del sacramento , in «Rivista Liturgica» 81 (1994), 123–128.
.
Если богословие К. Ранера можно упрекнуть в неадекватном рассмотрении неотъемлемой от человека историчности, [30] Хотя историчность рассматривается Ранером как существенный атрибут человеческого опыта (ср. его программный текст K. Rahner, Uditori della parola , trad.it., Torino 1967 [Munchen 1941.. II перераб. изд., Munchen 1963]), вызывает недоумение смысл, который он придает этому термину.
то в чем причина подобной ограниченности? По-видимому, это связано с двумя обстоятельствами: Ранер слишком акцентированно и односторонне использовал классическую модель трансцендентальной философии и, кроме того, предпринял ревизию богословского знания, не преодолев рамок современного онтологического подхода.
Литература для углубленного изучения темы:
K. Rahner, Considerazioni fondamentali per l’antropologia nell’ambito della teologia, in MS 4,11–30;
A. Bertuletti, Il concetto di «esperienza», in AA.VV., L’evidenza …cit., 155–165.
Общие выводы:
– Преодоление ограниченности «антропологии учебников» рискует быть неполным без пересмотра ее предпосылок. Именно в этом состоит главный узел проблем, который следует постоянно иметь в виду при разработке адекватной богословской антропологии.
– Неслучайно, вплоть до шестидесятых годов, противопоставление природа – сверхприрода , хотя и рассматривалось критически, фактически продолжало оставаться концептуальным горизонтом богословской трактовки проблемы человека [31] О сохранении значения этого противопоставления для церковного сознания свидетельствует набросок учения о человеке, предложенный II Ватиканским собором в конституции Gaudium et spes. Строгий анализ антропологии этого соборного документа дан в G. Colombo, La teologia della Gaudium et spes e l’esercizio del magistero ecclesiastico, in Id., La ragione …cit., 265–303.
. Как мы видели, такая постановка проблемы была связана с тем, что богословие должно было отвечать на вызов рационализма, отделяющего веру от разума и придающего последнему чрезмерное значение [32] См. ниже, 214–216.
.
– Развитие богословской антропологии требует рассмотрения не только ее содержания, но, прежде всего, ее методологии. В этом состоит общая насущная потребность всего богословского знания, но для богословской антропологии эта задача представляется наиболее актуальной.
– Течения христианской мысли, предшествовавшие II Ватиканскому собору, отчасти подготовившие его и развитые в ходе его работы, выражали стремление преодолеть существующее положение вещей, глубоко укоренившееся в богословии и часто его тревожащее. Эта задача, решенная лишь частично, требует радикального переосмысления категорий разума и веры.
– Содержание двух главных трактатов, в которых, в основном, сосредоточилась богословская мысль Нового времени о человеке, в большой степени зависело от исходной концепции разделения веры и разума. Это стало результатом некритического принятия теологией Нового времени положения об абсолютности разума (его самодостаточности и тотальности).
– В сущности, преодоление современной ситуации в учении о человеке требует отхода от представления о тождественности истинности и рациональности, равно как и от идеи истины вне истории.
– Возвращение к богословскому видению антропологии предполагает совместное рассмотрение истины и истории: только тогда вопрос об истине человека соединится с богословской проблемой. Речь идет о том, чтобы показать, что рассмотрение истины как нераздельно связанной с историей вполне совместимо с верой, и более того, является подходящим инструментом оправдания последней [33] Действительно, вера принадлежит тому горизонту, где «появление субъективности и исторического сознания в эпоху Нового времени сделали неизбежным тематизацию отношения между знанием и свободой, которое более ранняя традиция, вышедшая из синтеза христианской веры и греческой метафизики, сформулировала, но не свела к его концептуальной основе» (A. Bertuletti, L’Europa e il cristianesimo. Fede e modernita , in AA.VV., Il caso Europa. Evangelizzazione e processi di omologazione culturale , Milano 1991, 71).
.
– В этом смысле, дистанцирование от веяний Нового времени не исчерпывает задачу обновления, ставшую насущной для богословия в современную эпоху. Ограничиться этим значило бы выполнить только pars destruens дела, требующего, по крайней мере, не меньшей энергии для созидания и дальнейшей систематической работы.
Читать дальше