Дамаскин Лесников - Открой для себя Церковь

Религиозные проблемы являются, согласно распространенному мнению, ключевыми у всех великих русских писателей, художников, музыкантов. Возьмем самое знакомое – литературу. С Гоголем и Достоевским здесь, думаю, ясно. Но вот пример Толстого, как может показаться, не вписывается в рамки религиозного творчества, даже несмотря на обилие этических вопросов, поставленных автором в своих произведениях. Однако и тут мы видим, что итоги своей жизни Толстой рассматривает как поиск Бога, как поиск религиозной свободы, и даже оканчивает свою жизнь в тяжелой борьбе, отстаивая именно свои религиозные измышления, противопоставляя их традиционным. Кто-то хорошо заметил, что Толстой был выдающимся писателем, но абсолютно бездарным богословом. Если это действительно так – то о чем это говорит? В контексте рассматриваемого вопроса – лишь о том, что такой великий человек как Лев Толстой готов был выйти и вышел за пределы своей собственной литературной судьбы, за границы собственного гения, расстался со своим секулярным величием, чтобы ощупью искать Бога и Божью правду. Подытожив, отмечу: весь корпус великой русской литературы, несмотря на идеологический ее пересмотр в советское время, в корне глубоко религиозен. Основные поиски наших классиков и до-, и послереволюционной эпохи сосредоточены на проблеме человека, его личности, и если говорить философски – на проблеме его души. Именно «душевность» русской культуры делает ее религиозной. Ведь понятие «душа» – это понятие не медицинское, не литературное, не бытовое. Изначально душа – это греческое «псих ѝ », и родом оно из религиозной греческой философии и мифологии. Мы редко задумываемся о том, что слово «психология», например, буквально означает «наука о душе человека». Представим, что мы употребляли бы для упомянутого раздела гуманитарной науки не кальку с греческого, а его буквальный перевод. Почти уверен, что в этом случае большинство ученых (могу здесь привести только один яркий пример – Карла Густава Юнга, основоположника глубинной, аналитической психологии) для достижения подлинных результатов исследований в своей области не могли бы не учитывать несомненной религиозной составляющей психологии как науки… Итак, в основе нашей русской культуры – душевность, религиозность (теперь я могу и не разделять эти понятия, ставя их в один смысловой ряд), поиск истины и правды. Я не говорю сейчас о дохристианской славянской культуре (а была ли вообще она?), так как она большей частью не имеет никакого самостоятельного веса в мировом и национальном культурном наследии, но является только малой частью великой русской культуры, формировавшейся под воздействием других культур в непростых исторических условиях. Подлинная славянская культура может начинаться только с Кирилла и Мефодия, которые недаром в православной традиции названы «просветителями славян», «родоначальниками славянской письменности и культуры». Ведь христианская основа их трудов абсолютно очевидна… Всем известно, что именно «душевностью» берет западного – представителя ромейской или германской культур – читателя, зрителя, слушателя «всё русское». Давайте не будем ходить далеко, возьмем советскую эпоху. Самые лучшие «наши» мультики, фильмы, песни и книги – в основе своей прекрасны, высококультурны, более того – они «на века». Наверное, уже третье поколение наших людей смотрит мультик о Винни-Пухе или фильм «Ирония судьбы», слушают песни и баллады Владимира Высоцкого и читают «Мастера и Маргариту» Михаила Булгакова. А ведь большинство этих и многих других произведений советской эпохи и их авторы открывают для нас именно «душевную» культуру, или, если говорить в контексте нашей темы и по-гречески – достигают психологического эффекта… Постсоветское время, которое, по-видимому, тоже назовут эпохой, характеризуется, в том числе, и ломкой стереотипов. Агитпроп и противопоставленная ему диссидентская культура ушли, а на их руинах появились новые имена и новые культурные формы и образы. Наверное, русские люди действительно не могут по-настоящему жить, а русская нация не способна реализовать весь свой потенциал, если не обретет для себя высшего идеала, национальной идеи. Нам нужен не только Христос, и нам был нужен не только Ленин (я сравниваю здесь практически несравнимое только для того, чтобы выразить свои мысли в исторической перспективе) как образы и архетипы общенационального масштаба. Но нам всегда был нужен «герой нашего времени»: обычный человек, который живет в моем доме, в моем городе, в моей стране, и живет в мое время. В то же самое время этот человек – носитель какой-то очень важной идеи, способной дать высший смысл не только его жизни, но жизни большинства его современников. Такому человеку захочется подражать, захочется встать на его сторону. Например, в начале 2000-х образ такого героя был создан совсем недавно ушедшим от нас режиссером Алексеем Балабановым в его дилогии «Брат» и «Брат-2». И ничего нет страшного в том, что его герой по сюжету предстает перед нами в том числе и как бандит с обрезом в руках. Это только человек своего времени. Но то, что он верен своей человеческой правде и готов отстаивать ее силой оружия – не говорит ли о том, что правда действительно должна быть вооружена!? В кино ее защищают «стволами» – как, порой, и в жизни. В христианстве есть свое оружие – всепобеждающая любовь. И это оружие великой силы. Я предполагаю, что языком «боевика» Балабанов хотел сказать именно это: без правды, без любви, без веры невозможно жить и отстаивать свои высшие человеческие ценности. Поэтому неудивительно, что важнейшим жизненным убеждением кинохудожника, которое он пытался донести до зрителя в последние годы своего творчества, был императив: «Главное – любить и делать добро тем, кто рядом с тобой, кто окружает тебя». По сути, это абсолютно религиозная, евангельская мысль. И если она является главным содержанием творчества и, в более широком смысле, всей культуры, как явления воспитательного порядка, – мы можем говорить о безусловной важности влияния религиозного, христианского опыта на развитие личностных, общественных, мировоззренческих принципов жизни современного человека.Читать дальше