Владимир Власов - Алхимия даоса

Мысль выразил свою в задумчивости, так сказавши:

– «Видать, Ци генерал стыдится, в духа превратившись,

Своих солдат чертями сделал он, резню затеяв,

Поубивав десятки тысяч человек невинных,

Став самым главным духом злым среди своих злодеев,

Не может успокоиться в своих инстинктах львиных.

Когда те трупы разлагались, что в полях лежали,

Случилась эпидемия, солдат всех покосило,

Печальной участи друзья его не избежали,

Смерть вместе с ним на марше его войско поглотила».

И тут он голос услыхал в тиши, с ним говорящий:

– «Когда возник мор, генерал в походе с ним сразился,

С болезни духом моровым, его солдат разящим,

Его он в схватке одолел, но сам не излечился.

Когда попал он в Царствово мёртвых, ему званье дали –

Дух Мора, отчего он в Царстве мёртвых стал лишь злее,

И умерщвлял встречавшихся всех в мире, не жалея,

Не трогал тех солдат, что его имя называли».

(О чём не говорил Конфуций)

На пять десятков ли вокруг Люйчэна не имелось

Нигде ни храма Гуань-ди и ни его кумирни,

Люй Мэном (1) был построен город с населеньем мирным,

Хоть их и восхищала бога Гуань-ди в боях смелость.

Но Люй Мэн местности хранителем – духом считался

Стоял там храм его и ему жертвы приносили,

Строительству он храма Гуань-ди сопротивлялся,

Как верили все в городе и это говорили:

Лишь стоило построить храм Гуаньди, то начиналось

Неладное ночами, звуки слышались сраженья,

Будившие повсюду городское населенье,

Поэтому общественность от храма отказалась.

Бродячий раз гадатель ночевать в храме остался

У духа-покровителя, но ночь провёл ужасно,

Гремел гром, дождь лил, ветер в храм порывами врывался,

Летела черепица с крыш, спать было там опасно.

А утром обнаружили Гуань-ди изображенье

На вымпеле гадателя пришедшие миряне,

Из храма его выгнали, в погоде измененья

Произошли, и стало всё спокойно, как и ранее.

Пояснения

1. Люй Мэн – (? – 219) – полководец периода Троецарствия, взявший обманом в плен Гуань Юя, выдающегося полководца, который после смерти был канонизирован в бога войны и в честь его повсеместно строились храмы Гуань-ди.

(О чём не говорил Конфуций)

В районе Цинь земля плотна, что рыть там непривычно,

С трудом три фута можно вырыть только при раденье,

Поэтому и сама смерть людей там необычна,

Кто умирает – затруднительно их погребенье.

Кого же погребают, тот совсем не истлевает,

И от лежанья под землёй, стаёт лишь агрессивным,

Легко выходит из могилы, ночью нападает

На путников, и лишь при свете дня стаёт пассивным.

У трупов – как живая плоть, кровь – в медленном движенье,

Три месяца пройдёт, их чернота лишь покрывает,

Хоть нет пищеваренья в их телах в захороненье,

В дух их энергия «инь» из эфира поступает,

Седыми волосами обрастают, свирепеют,

И ночью всюду, выходя на божий свет, лютуют,

А люди из домов ночами выходить не смеют,

Такие вот порядки у людей всех там бытуют.

Когда Лю губернатора в районе хоронили,

Ему могилу вырыли в три чжана глубиною,

Чтоб выйти он не мог, воздвигли ступу над землёю,

Всю мебель, и всю утварь в ту могилу положили,

И на цепях подвесили два гроба, как постели,

Ему с женой, устроив вентиляцию, как в залах,

От воздуха гробы чтобы качались, как качели,

И убаюкивали мертвецов, как деток малых.

Когда ж простые люди в их селеньях умирают,

Рисуют на могалах их циклические знаки,

Обычно это символа два – птицы и собаки,

Что входы окраняют и за ними наблюдают.

Ещё вбивают в стены склепов гвозди агрессивных,

Чтобы удерживать их там во время их безумья,

И те беснуются, теряя всё благоразумье,

Плоть измельчают в пыль от плясок интенсивных.

И раньше в древность мертвецы до мумий высыхали,

И так же оживали, за людьми ночью гонялись,

Тогда конечности и головы им отрезали,

Только тогда они в своих могилах оставались.

(О чём не говорил Конфуций)

Студент Чжао Ли-эр в провинции Гуандун родился,

К наукам имел склонность. Раз во время фестивалей

Дуань-ян в горах Панью, где с другом вместе он учился,

Родители на праздник им еду с вином прислали.

Друзья напились и дурачиться в веселье стали,

Открыв окно, прохладой наслаждались душным летом,

Когда вторую стражу пробили, в дверь постучали,