К моему удивлению эти нелепые вопросы не произвели на старика решительно никакого впечатления. По-прежнему продолжая улыбаться, он ответил:
– Иногда, чтобы понять где ты, нужно знать кто ты.
– Кто я? Я … – тут в моей голове произошло внезапное озарение, в том смысле, что я, несомненно, понял, что сказать мне про себя нечего, настолько нечего, что я растерянно пролепетал:
– Я… я… я не знаю кто я.
– Плохо родненький, плохо, – произнес старик, сокрушенно качая головой, —
а имя своё-то ты помнишь?
– Андрей, – выговорил я, сам удивляясь тому, что в моей голове, не смотря на полное отсутствие какой-либо информации о себе, всё же сохранилась память о том, как меня зовут.
– Вот и слава богу! Вот и славно! А то, бывает, приходят и даже имени своего не помнят, приходится потом сверяться по бумагам.
Я посмотрел на него в недоумении, совершенно не понимая о чем он говорит, а он вдруг, хлопнув себя ладонью по голове, воскликнул:
– Эх, что же это я, гость пришел, а я, вместо обеда, его разговорами потчую!
Сказав это, он развернулся и медленно побрел в глубину сада, но пройдя несколько шагов, он остановился, обернулся ко мне и произнес:
– А ты что стоишь… пойдем, пойдем… отведаешь мой хлеб и мою соль.
Я, ни говоря ни слова, пошел за этим странным стариком. Все в моей голове путалось: где я? кто я? что все это значит? Словно туча назойливых комаров зажужжали у меня в голове эти вопросы, впрочем, душе моей было легко, ибо в сердце моем была какая-то тихая радость, источник которой, быть может, был связан с царившим у меня в сознании забвением.
Сад разделялся тропинкой на две части. В одной его части под деревьями стояли улики, из которых с веселым гудением вылетали дружные пчелы. В другой его половине, на четырех толстых деревянных столбах, стоял какой-то навес с тростниковой крышей, который абсолютно не имел стен, но который был довольно просторным, просторным до такой степени, что под этим навесом свободно помещалась печка-плита, на которой, судя по всему, дед готовил себе пищу, и еще два стола: один заставленный кухонной утварью, а другой полностью пустой. Здесь же, под крышей, висели листья табака и несколько вязанок горького перца и лука. Возле пустого стола, по обе его стороны, стояли две скамейки. Неподалеку от навеса находился видавший виды рукомойник с покосившимся зеркалом и медным бачком для воды.
– Ты, Андрюша, покамест суть да дело, возьми ведро и сходи, принеси водицы, – сказал старик и тут же добавил, – а то мне с этими пчёлами не досуг было, хотя я еще утром хотел принести.
– А где воду брать?
– Вода в колодце, это в конце сада.
Я взял ведро и отправился через сад к колодцу. Ходить по саду вообще приятно, но особенно это чувствуешь, когда в саду наступает время созревания плодов. Сейчас была как раз эта пора. Все радовало глаз: и яблони с тугими начинающими наливаться сладостью яблоками, и груша с падающими на землю от спелости плодами, и желто-розовый цвет медовых слив.
У самого колодца рос персик – он цвел. Я онемел от удивления. Постояв немного возле цветущего дерева, я, все еще не переставая удивляться, начал опускать ведро в колодец. Набрав воды, я пошел назад.
– О, а вот и он. Ну что, принес? – спросил меня старик с приветливой улыбкой. – Я уж было думал, что ты заплутал. Я тут уже и на стол успел накрыть, – и он указал на стол, на котором уже успели появиться тарелки, нарезанный хлеб, пучок зеленого лука и чугунная кастрюлька из которой шел аппетитный пар.
– А что это у вас тут персик цветет? – спросил я старика, все еще держа ведро с водой в руках; этот цветущий персик почему-то не выходил у меня из головы.
– Что же здесь такого? У нас всегда либо лето, либо весна, – чаще и то и другое вместе, – ответил мне дед.
– Да я так… просто спросил.
– Ты, вот что… воду в рукомойник налей, руки надо помыть. Вот мытье рук вроде бы и пустяк, а между тем это делает из человека цивилизованное животное, – сказав это, старик посмотрел на меня так задумчиво, что мне на какое-то мгновение показалось, что этому старику на тысячу лет вперед известно то, что я отвечу.
– Воду-то наливай, что ты на месте застыл!
Я наполнил рукомойник, поставил ведро и начал мыть руки.
«Странно, – проговорил я про себя, – такое ощущение, что это какой-то сон». Впрочем, думал я недолго, голос деда вдруг вернул меня в реальность:
– Ну что, садись к столу, наверно проголодался!
Он начал разливать похлебку по тарелкам.
Читать дальше