Надо привыкнуть к музыке за стеной,
к музыке под ногами, к музыке над головой.
Это хочешь не хочешь, но пребудет со мной,
с нами, с вами.
Запах двадцатого века – звук.
Каждый миг старается если не вскрикнуть – скрипнуть.
Остается одно из двух – привыкнуть или погибнуть.
И привыкаем, кто может, и погибаем, кто
не может, не хочет, не терпит, не выносит,
кто каждый звук надкусит, поматросит и бросит.
Он и погибнет зато.
Привыкли же, притерпелись к скрипу земной оси!
Звездное передвижение нас по ночам не будит!
А тишины не проси.
Ее не будет.
Борис Слуцкий † 1986
Стал я рукастому соседу по ночам звонить, но разговора не получалось – что успеем выкрикнуть друг другу за мгновенье, то наше. А надо сказать, что на прежней квартире тоже доставал меня сосед-милиционер: он по ночам ловил наркоманов и в ожидании смены тихо так играл – поверите ли? – через синтезатор на барабане. А стенки в «корабле» звуку не препятствовали – лишь бы потолок удержать. И стал я с молодым правоохранителем воевать: жалобы писать в разные инстанции, милицию вызывать по ночам. А что ему родная милиция? Он им или удостоверение свое показывает, или прекращает на инструменте играть, услышав шум подъехавшей машины. Оставалось мне лишь краснеть перед прибывшими милиционерами и просить прощения за безпокойство. А молодой «санитар общества» в отместку регулярно прокалывал шины на моем «жигуленке», стоявшем у подъезда. Я, помню, все удивлялся – откуда на питерских дорогах столько гвоздей? Батюшке жалился, а он в ответ: «Ты вот шума не терпишь, бороться пытаешься, вот бес тебя и достает». Но, слава Богу, смогли мы оттуда убраться подобру-поздорову. На новом месте день-другой я настороженно вслушивался, нет ли со двора шума, не балуется ли кто в доме музыкой нестерпимой. Все тихо, и я было успокоился. Но тут заработала у нового моего соседа столярная мастерская, а у интеллигентных соседей сверху до упора гремит телевизор.
Уснуть? Но верхние соседи
включили ящик за стеной.
Они телеэкраном бредят,
фильм не пропустят никакой.
Вот и сейчас… Тургенев?.. Чехов?
Сквозь стенку я не разберу.
Там кто-то должен был, уехав,
быть в Костроме уже к утру.
Он говорит: «Я вам откроюсь,
я не заставлю вас страдать…»
Он говорит: «Бунтует совесть…
Что я могу народу дать..»
Подушку на ухо – и будет!
Но, кажется, напрасный труд.
Там, за стеной друг друга любят,
но не об этом речь ведут.
Он говорит: «Не жду успеха…
Простите… Для своей страны…»
Он говорит: «Я должен ехать…»
Она поправит: «Мы должны…»
Взмывает музыка прощально,
но долго в тишине слышны
те отголоски жизни дальней:
«Страданье… Совесть… Мы должны…»
Наталья Перевезенцева
Но через год наверху родился ребёнок, и звуки телевизора стихли, а младенцу-несмышлёнышу рот не закроешь…
Да, батюшка после переезда, когда квартиру освящал нашу, предупредил меня, счастливого: «Саша, бес с тобой может переехать, чтобы досаждать. Пока будешь на шум раздражаться, избавиться от него ты не сможешь». Но я в счастии тогдашнем слова-то запомнил, но внимания на них не обратил.
И началось! Три года боролся, пока не понял – смирись! Написал я тогда, в Прощеное воскресенье, соседу письмо; не грозил, не пугал ничем, рассказал ему, кто мы с женой есть и как просим его, Бога ради, не шуметь по ночам.
Все, что на дне и в вышине,
Живое, неживое,
Принадлежит все тишине
С поникшей головою.
Зачем кричать и рвать струну,
Охрипшую от лиха?
Мы только будим тишину,
Боясь того, что тихо.
Такого б оседлать коня,
Чтоб взвихрил все,
Но где там,
Как ни кричим, а тишина
Владеет белым светом
Мы множим суету одну,
Шумим и духом никнем,
Нахально будим тишину,
Внезапно сами тихнем.
Рыгор Бородулин
В ту ночь я, конечно, поначалу не спал – вслушивался в каждый шорох, но тишина была оглушающая, – ия провалился в сон. Сегодня вторая ночь наступает, сосед в это самое время стучать по дереву должен, а у него тишина. Счастье-то какое, Господи! Ну, почему я сразу по-хорошему не поговорил с человеком – мы бы давно славно и тихо жили. Учат, учат нас старцы, а мы и в ус не дуем: {«Если видишь погрешность ближнего, которую ты хотел бы исправить, если она нарушает твой душевный покой и раздражает тебя, то и ты погрешаешь и, следовательно, не исправишь погрешность погрешностью – она исправляется кротостью», – дал совет преподобный Иосиф (Литовкин).
Читать дальше