За окном стремительно темнело, и, значит, можно было ехать. Толик был на заметке у афонской полиции – а тут такая существует! – и местный блюститель порядка уже грозился поймать и выдворить Толика из Греции. Да и машина, которой пользовался Толик, – потертый, но еще крепкий джип, – была не зарегистрирована. И поэтому мы нуждались в «покрове темноты». На улице все еще лил дождь, на капсальские леса опустился туман. Отец Серафим дал Толику указания насчет покупок, мы сели в джип, мотор взревел, и, раздвигая темный липкий ночной туман, мы тронулись по извилистой горной дороге.
Как Толик что-то видел, я не понимаю. Думаю, он ничего толком не видел. Сразу за капотом луч фар упирался в стену тумана. Еще что-то было видно справа или слева, в зависимости от того, с какой стороны у нас был склон горы, а с какой обрыв. Хорошо, что за два с лишним года, проведенных в этих местах, Толик научился рулить почти вслепую. Мы ехали не быстрее двадцати километров в час, а водитель «успокаивающе» комментировал:
– Здесь гора слева, а обрыв справа, поэтому будем прижиматься к горе… А здесь, за поворотом, гора уже справа, а обрыв слева. Так что и нам надо держаться правей.
Это продолжалось около сорока минут, пока серпантин не кончился и мы не выехали на широкую ровную дорогу, ведущую в афонскую столицу. Закупив всяческой еды, мы отправились в обратный путь. И снова дорога, увеличивающая в волосах количество седины. Мы с Олегом молились. Мы до этого в жизни так никогда не молились, как на ночной дороге, в тумане, в горах, с Толиком!
День четвертый. Сквозь дождь к Матери Божией
Утро выдалось добрым. Проснулись, умылись, помолились и позавтракали в компании отца Серафима. Половина содержимого рюкзаков выложили в шкаф, идем сегодня почти налегке. Небо было покрыто низкими серыми тучами, из которых лил дождь. Не проливной, но и не такой, чтобы сказать о нем: «моросит». Все-таки он лил. Мы вспомнили заботливую продавщицу из Уранополиса, настоятельно советовавшую нам купить дождевики. Мы сравнительно легко и быстро дошагали от келлии святого Стефана до Кариеса. Наличие дождя и отсутствие плащей – прекрасный повод пройтись по местным магазинчикам. Не все они работали, да и сам городок показался нам пустынным. Видимо, на море снова шторм, а значит, нет паромов. А нет паромов, нет и автобусов. Но продовольственные лавки были открыты, а также магазин, где продавались товары, необходимые для строительства и хозяйства. Тут мы и обнаружили прорезиненные костюмы всепогодного свойства для строителей. Я взял самый большой, а Олег по размеру… С трудом натянув на могучую священническую фигуру куртку, я понял, что брюки придется просто выкинуть. Им не хватало еще с полдюжины размеров, то есть сантиметров пятнадцать, для того чтобы они могли сойтись на моей «талии». И я их оставил там же в магазине, – может быть, кому-нибудь они будут впору. Зато у меня был зонтик. Ну, хоть что-то!
Впрочем, для нас это не имело в тот момент существенного значения, ведь самое главное – мы на Афоне! Давно знакомые по книгам места и святыни обретали реальные очертания. Кариес – собор, почти не видимый за могучими ремонтными конструкциям и в котором находится знаменитая икона Божией Матери «Достойно есть». Фрески Эммануила Панселина, словно сошедшие со страниц учебника по средневековому искусству. А впереди нас ждал знаменитый Иверский монастырь, среди основателей которого мой небесный покровитель – преподобный Георгий. В этом монастыре хранится величайшая святыня Афона – Иверская чудотворная икона Божией Матери. В Кариесе, неподалеку от автобусной остановки, находился телефон, работающий от пластиковых карточек. С помощью наших карточек «Face» мы связались с Россией и услышали родные нам голоса. Рассказал жене, как устроились, какая погода, а в ответ – вопрос с прихныкиванием:
– Ну как? Ты там о нас скучаешь?
– Да пока еще нет, – слишком много впечатлений.
Не знаю, о чем говорил Олег, может, просто хотел пообщаться с друзьями. И пока он разговаривал, к нам подошел потертого вида монашек, спросил по-русски, работает ли второй телефон-автомат? Нет, – говорю, – только этот. Худое его лицо, почти коричневого от солнца цвета, было обветрено и покрыто морщинами, скуфья выцвела и давно потеряла форму, на плечах – пыльный армейский бушлат. Узнав в нем уроженца России, я поинтересовался, как его зовут.
– Схимонах Герасим, – ответил он.
– Это тот, который «на Иордане»?
Читать дальше