Владислав Бахревский - Патриарх Тихон. Пастырь

Подруга дышала юностью, слушатели засмеялись, и Вася тоже улыбался, взглядывая на Ольгу.

Спектакль всем очень понравился, а Ольга подошла к Васе и, как-то странно раскрывая глаза, сказала ему своим вибрирующим, угасающим в конце фразы голоском:

– Вы меня поразили чтением!

– Да почему же? – удивился Вася.

– У вас все так просто, так потрясающе ясно. Вы отдергиваете полог тайны.

– Какой? – изумился Вася. – Нет, я читал, и все.

– Вы милый, милый! Какая жалость: завтра мы с тетей уезжаем.

Ольга несколько раз приснилась Васе. Он поскучнел, вести с войны тоже были нерадостными. Сообщили, наконец, о неудаче войск великого князя Михаила в Турции. Под Зевином наступление русских было остановлено, пришлось отступить от Карса. Армия великого князя Николая дважды неудачно ходила на приступ Плевны. Второй штурм закончился большими потерями – семь с половиной тысяч убитых и раненых. А потом уже пришлось не нападать – защищаться из последних сил. В самом конце августа генерал Скобелев отбил за один день пять сумасшедших атак безудержно храбрых турок. На поле боя осталось три тысячи убитых русских солдат, десять тысяч получили ранения. Скобелев тоже отступил.

Колокола в Торопце звенели погребально, молились о павших…

Закончил духовное училище Василий Беллавин первым учеником в 1878 году.

Время было счастливое для России. Гремели имена генералов Гурко, Скобелева, Радецкого, Карцова. Турецкая армия была разбита и пленена у Казанлыка, возле знаменитой Шипки.

Все знали Долину роз, Плевну, Осман-пашу, Адрианополь… Православная Болгария освобождалась от векового рабства, Турция училась жить, обходясь пределами своей земли.

Радость прибавляла сил, а силы были нужны, отдых получился у Василия коротким. Пора было ехать во Псков, в семинарию.

Начиналась самостоятельная жизнь. Семинаристу шел четырнадцатый год.

Псков – город большой, древний. Сохранилась крепость, знавшая множество осад. В Троицком соборе высокочтимым праздником был день поминовения равноапостольной Ольги, великой княгини российской.

В городе множество храмов, расписанных дивными мастерами в незапамятные времена, но, чтобы осмотреть их, помолиться святым иконам, у семинаристов оставалось одно только воскресенье.

Выход из семинарии разрешался после обеда, в двенадцать часов дня. К шести часам вечера нужно было вернуться и поставить роспись в книге дежурного. Распорядок дня отличался суровостью.

Поднимали семинаристов по звонку в половине шестого утра. В шесть шли на общую молитву. Потом пили чай с пеклеванным хлебом. Занятия начинались в девять часов, но за двадцать минут до звонка по классам шло обязательное чтение Библии. Святое Писание читалось учениками по очереди от главы к главе.

Слушателей находилось не много, готовились к урокам. Уроки были долгими – один час пятнадцать минут. В два часа дня изголодавшиеся семинаристы обедали. Еда – щи да каша. По средам и пятницам – уха, в посты – гороховая похлебка. По воскресеньям, ради праздника, каша заменялась котлетами и каждый получал по французской булке. До чая в четыре часа дня время было свободное. Одни семинаристы слонялись по коридорам, а проворные забирались тайком в спальни и дрыхли. После чая все выходили во двор – дышать воздухом. С шести до девяти учили уроки. В девять ужинали, в десять молились всей семинарией в присутствии инспектора, потом классы замыкались и воспитанники шли спать.

Жизнь была расписана на шесть лет, на всю юность. Для иных существование в вечных шорах порядка и надзора казалось невыносимым. Протест выливался в потаенное пьянство, в тупое бездельничанье.

Вот что пишет митрополит Евлогий, который был моложе патриарха Тихона на три года, о духовном училище в Белеве: «В приготовительном классе учитель наш был талантлив и имел на нас хорошее влияние, потом он спился. Учитель греческого языка страдал алкоголизмом. Пили и другие…» А вот о жизни семинаристов: «Попойки, к сожалению, были явлением довольно распространенным… Вино губило многих. Сколько опустилось, спилось, потеряв из-за пагубной этой страсти охоту и способность учиться».

«Начальство было не хорошее и не плохое, просто оно было далеко от нас. Мы были сами по себе, оно тоже само по себе… Ректор семинарии, важный, заслуженный, маститый протоиерей… по-видимому, нас презирал. Когда впоследствии, уже будучи назначен инспектором Владимирской семинарии, я зашел к нему проститься и просил дать наставление, он сказал: “Семинаристы – это сволочь”». «…Жизнь была серенькая. Из казенной учебы ничего возвышающего душу семинаристы не выносили… Из 15 человек, окончивших курс Белевского училища, до 6-го класса семинарии дошло только три ученика».