Геннадий Феоктистов - Апостол Павел в свете Посланий

Сам Павел не оставил после себя сколь-нибудь заметных учеников и последователей. Его характер не позволял сделать это. А Лука и дальнейшие авторы явились лишь творцами мифа о Павле.

Но вернемся к тексту Послания.

Для Павла конфликт носил глубоко личностный характер, переживаемый ежесекундно, ежедневно. И оттенки личностного переживания возможности отступничества выплёскиваются в эмоциональных обвинениях в адрес галатов: «О, несмышленые Галаты! Кто прельстил вас не покоряться истине, вас, у которых перед глазами предначертан был Иисус Христос, как бы у вас распятый?» (3:1) И вновь первый вопрос: Кто? звучит в негодующем возгласе Павла. Но не менее важным для него было прозвучавшее недоумение: Как вы могли отринуть истину? Вы. перед глазами которых «был распят как бы Иисус Христос?» Очевидно, что здесь в сознании Павла происходит перенос собственных переживаний образа Христа на собеседников. Отсюда и непонимание им мотивов галатов. В собеседниках он был склонен воспринимать отражение собственных видений. Для Павла этот «как бы распятый Христос» был всегда перед глазами. Это было видение, не оставлявшее его не на миг.

И далее от недоумения он переходит к «устыжению» их переменчивости: «Сие только хочу знать от вас: через дела закона вы получили Духа или через наставление в вере?» (3:2) Т. е. Павел подчеркивает ниспосланность благодати Духа через готовность верою.

И вновь отметим, что обращение такого рода и противопоставление Закона и Духа, скорее, уместно при обращении к тем, для кого Закон имел непреходящее значение, т. е. к иудеям, чем к недавно обращённым язычникам. Но Павел, как это уже говорилось, всех видел лишь в зеркале собственной картины мира.

И завершающий аккорд, уничтожающий галатов в глазах Павла: «Так ли не смышлены, что начав духом, теперь оканчиваете плотью?» (3:3). Отождествление «закон» – «плоть» – «грех» (проявляющийся преимущественно в нарушении этических норм, осуждаемых, кстати, Законом) было весьма значимым уничижаемым аргументом в полемике с противниками. Очевидно, преимущественно, с иудохристианами и иудеями, для которых Закон сохранял священный статус Завета, верность которому обозначалась обязательностью исполнения ритуалов.

Но Павел продолжает полемику с новообращёнными ревнителями Закона: «Подающий вам Духа и свершающий между вами чудеса через дела ли закона сие производит, или через наставление в вере?» (3:5). Фраза двусмысленная, её можно отнести и к Павлу, «наставляющему в вере Христовой и непосредственно к самому Христу, «производящему чудеса». «Чудеса» здесь носят чисто риторическое значение.

И в последующей аргументации Павел верен себе. Впечатление, что находится в Иудее, а не в Малой Азии: «Так Авраам поверил Богу, и это вменилось ему в праведность. Познайте же, что верующие суть сыны Авраама» (3:7) – аргумент, весомый для правоверного иудея, но ничего незначащий для малоазиатского галата.

Так к кому же обращался Павел? Исходя из вышеприведённого, ответ очевиден. Вряд ли язычник почувствовал себя польщенным, когда его объявили и приписали к потомкам неведомого ему рода Авраама. Скорее, он оскорбился, ибо и для язычника родовые связи, вряд ли, могли быть так скоропалительно отринуты. Неофит знал только Христа, Нового Бога, Мессию, спасшего его, конкретно, независимо от рода. (Психологически приемлемость такого признания определялась готовностью язычников признавать значимость всех Богов по принципу: «лишний Бог не помешает»; отсюда и храм «Всех Богов» в Риме. Этим пытался воспользоваться и Павел в своей речи в Афинах в «Деяниях Апостолов»).

Здесь его определили в родство с непонятным Авраамом. Но иудей воспринял родство такого вида с восторгом: оно подтверждало его избранность и верность Завету.

Впечатление, что здесь Павел убеждал самого себя. – Ситуация, частая в споре.

И эта аналогия, возможно, пришедшая к нему экспромтом, спонтанно, была эмоционально мотивирована ситуацией с Авраамом, пришедшим к вере через страдание. Достаточно вспомнить эпизод с жертвоприношением Исаака. Хотя сама аналогия достаточно условна и натянута. К тому же, она носит конфронтационный характер по отношению к иудаизму. Но она вытекает вполне закономерно из сути его мировоззрения. Бог создал мир и особый народ – евреев. И приобщение к нему, подражание ему – высшая награда для прочих народов. Христос для него остался, внутренне, еврейским Мессией, А потому, уже отдавая дань христианству: «И Писание, провидя, что Бог верою оправдает язычников, предвозвестило Аврааму: в тебе благословятся все народы» (3:8). Вряд ли Авраам подозревал о своей благовествовательной перспективе. Скорее, он воспринимал дар Божий в том качестве, что ему будут покорны все народы, что следует из других текстов Ветхого Завета.